photo

Московская ведьма

70 руб
Оценка: 0/5 (оценили: 0 чел.)

Автор: Кетат Владислав

вставить в блог

Описание

Москвичка, немного за тридцать, зовут Марина. Работает в крупной компании, работу свою ненавидит. Не замужем. Но даже не в этом проблема — к своим тридцати наша героиня так и не смогла найти то, чего ищут абсолютно все женщины планеты Земля.
Разумеется, тут нет ничего необычного, миллионы из них живут без любви, только Марина так жить уже не могла и обратилась за помощью, только не к подругам и не к сайтам знакомств, а к тому, кого хоть раз в жизни встречала каждая девушка. К тому, кто одних делает счастливыми, а других, наоборот, несчастными.
Не догадываетесь, о ком речь? Нет?! Тогда, читайте! 



Приобрести книгу: (пока по вопросам приобретения обращаться по адресу writer@k66.ru)

Характеристики

Отрывок МОСКОВСКАЯ ВЕДЬМА

Повесть

1. Большой город

Троллейбус вырвало пешеходами. Удачно приземлившись итальянскими сапогами в снежную чавкотню, Марина брезгливо, но твёрдо зацокала к метро. Несвежий ветер кусал лицо и кошмарил причёску; сверху грязной тряпкой болталось драное московское небо.
На финишной прямой Марину неспортивно пихнули в бок – сутулый крепыш в кепке цвета диванной обивки. Не испоганить пальто помог подвернувшийся слева крепкий дедок: высокая для девушки Марина обрушилась на того сверху.
– Дочка, ты чего? – опешил дед.
«Ну почему всё так?» – после извинений спросила Марина у высших сил, но ответа не услышала. Видимо, его заглушила отъезжавшая от остановки беременная «Газель».
Метро замазало очки белым. Марина сдвинула их на нос – мир сразу стал расплывчатым и мягким.
– Так даже лучше, – произнесла она вслух, аккуратно вступая по грязным и скользким ступенькам в утренний ад имени В.И. Ленина.
У турникета к ней сзади пристроился восточный мужчина с вонючим дыханьем. Марина сильнее прижала к себе сумку и сделала вид, что ничего не произошло.
Биомасса легко засосала Марину в вагон, протащила вглубь и прижала к поручню у схемы. Дёрнуло. И Марина, обвив поручень руками, словно черенок метлы, полетела по тоннелю с севера на юг.
«Войковская» – кошмар, «Сокол» – ничего себе, «Аэропорт» – стильно, «Маяковская» – красиво, но надоело…
После «Белорусской» народ немного схлынул, и по вагону начало мотыляться вырвавшееся из чьего-то китайского пуховика маленькое увечное пёрышко.
«Это же я», – удивлённо подумала Марина.
Сделав несколько конвульсивных пируэтов, пёрышко осело на шапке похмельного хмыря с сальными глазками.
«Да, точно я», – подумала Марина и стала пробираться к выходу.
До дверей оставалась всего одна, но очень широкая спина. Марина встала за, уставившись на серебряные волоски, которыми, словно люрексом, искрилась чёрная шевелюра.
– Вы выходите? – крикнула она, когда пейзаж за окном изменился с тёмного на светлый.
Мужик обернулся – по Марине скользнул наглый взгляд чуть раскосых светло-серых зенок.
– А я в тебя ещё не входил! – заржал мужик, демонстрируя гниленькие зубки.
«Весело же день начинается», – подумала Марина, кое-как сбоку преодолевая похабника.

Рабочий день с порога затянул Марину в круговерть офисного идиотизма. Не успела она толком нарисовать себе лицо, как была обругана начальством, послана подальше коллегами и, разумеется, по дужки очков завалена той самой бесполезной работой, которой занята нынче большая часть населения нашей родины.
Через час концепция поменялась, и Марине дали другое задание, прямо противоположное первоначальному, а ещё через час – третье, вообще не имевшее ничего общего с первыми двумя. Марина лишь пожала плечами: она четыре года работала в большой фирме по торговле всем, и поэтому не удивлялась ничему. Как и все, она тянула свою лямку с лошадиной безропотностью и упорством, достойным, безусловно, лучшего применения.
Возможность немного отдышаться представилась лишь к обеду. В большой переговорной, куда под страхом депремирования был согнан и для верности заперт снаружи почти весь её департамент, вот-вот должно было начаться священнодейство – ежегодный инструктаж по электробезопасности. Забившаяся в самый дальний угол Марина решила вздремнуть, и уже прикрыла уставшие от компьютера глаза, но тут чей-то палец ткнул её под ребро:
– Марин, глянь, какой красавец!
Марина открыла один глаз.
В дверном проёме стоял, по-видимому, виновник торжества – приглашённый инструктор по технике безопасности. Он был лыс, как бритый бильярдный шар, мал ростом и немного крив в нижних конечностях. Маленькие широко посаженные глаза не выражали ничего. На уровне причинного места пришелец держал большую кожаную папку, что даже начинающему фрейдисту рассказало бы о многом.
– Жемчужина генофонда, – прокомментировала хозяйка разбудившего Марину пальца – Алла из «логистики».
Марина мелко затряслась и закрыла лицо служебной инструкцией.
– Что бы вы ни думали о наших занятиях, – с порога заявил гость, – прошу отнестись к тому, что я буду говорить, очень серьёзно. За каждым пунктом инструкции по технике электробезопасности стоят кучи трупов!
– Лежат, – буркнула Алла негромко, но внятно.
Инструктор осёкся:
– Что, простите?
– Кучи трупов обычно лежат, – объяснила Алла чуть громче.
Справа и слева от неё захихикали девки из бухгалтерии, Марина снова закрылась инструкцией. Теперь о сне не могло быть и речи.
А вот инструктору стало не до смеха – со своего места Марина видела, как его лысая голова покрылась испариной.
– Замечание принимается, – холодно проговорил он. – Скажем по-другому: инструкция по технике электробезопасности написана кровью!
– Вампирская сага? – уточнил кто-то справа.
Глаза инструктора, кажется, разошлись ещё шире.
– Никакая это не сага, – процедил он, вынимая из папки какую-то бумагу и потрясая ею над лысой головой, – а инструкция по технике безопасности! И написана она кровью!
– Юмора – ноль, – тихо подытожила Алла. – Сто пудов, бывший вояка. Был у меня такой, сам себе говорил «Отставить!»
– Отставить! – сказал сам себе инструктор, видимо, поняв, что достал из папки не ту бумажку.

Когда аудитория немного успокоилась, инструктор, наконец, начал. Предельно нудно излагал он свою истину в последней инстанции, из которой Марине запомнилось только, что: «…люди с сухим и чистым телом, а также в трезвом состоянии, имеют большую сопротивляемость электрическому току».
– Так, бабы, бросаем бухать, моемся, вытираемся, и – на оголённые провода! – тут же суммировала Алла.
Отреагировать на шутку Марина не успела, поскольку сзади слева от неё раздался звук, от которого подпрыгнули все, кто был в переговорной. Это изволила чихнуть Янина Павловна Розлова – беззлобная Маринина коллега пенсионного возраста. В следующий момент с инструктора впору было писать картину «Близкий разрыв».
– Можно потише? – робко попросил он, придя в себя.
– Прошу прощения, молодой человек, – разлилось по переговорной густое контральто, – это последняя доступная мне форма оргазма. Ничего не могу с собой поделать.
Остаток инструктажа оказался сорванным. Точнее, формально он был проведён окрасившимся в пурпурный цвет инструктором, но фактически всё свелось к его невнятному бормотанию над трясущимися телами хихикающих тёток.
Марина вышла из переговорной в приподнятом настроении. Наступило время обеда, и ей очень захотелось съесть что-нибудь сладкое и вредное. Словно кинжал из ножен выхватила она из чехла мобилу и набрала номер той, которая бы никогда не отказалась составить ей компанию в любом преступлении перед фигурой.

В ближайшей к Марининой работе «Шоколаднице» оказалось сильно накурено: не работала вентиляция. Официантки среднеазиатских национальностей медленно плавали по залу, разгоняя дым. Залезшая в кресло с ногами Марина увеличивала задымлённость и внимала своей самой старой во всех смыслах подруге Жанне.
– Зимой на Болшевский рынок надо ходить к закрытию, часам к четырём, – заговорщицки поведала та, – тогда и народу поменьше, и продавцы посговорчивее… я так себе дублёнку в прошлом году отсосала: три косаря сэкономила, это тебе не комар чихнул…
Марина кивнула и даже улыбнулась. Ей было, в общем-то, наплевать и на Жаннину дублёнку, и на весь Болшевский рынок, на котором, кстати, она ни разу в жизни не была и бывать не собиралась…
«Зачем же я сюда пришла?» – спросила она себя. И сама же ответила: «Чтобы поесть тортик. Одной-то скучно…»
Маленькая блестящая вилка отломила кусочек кофейного цвета и отправила Марине в рот. Ожидаемого вкуса тирамису, этого «оргазма после сорока», не последовало.
«А тирамису-то – говно», – устало подумала Марина и положила вилку на салфетку рядом.
Тёмные глаза Жанны упёрлись в неё двустволкой:
– Ну, мать, колись, что у тебя с Игорьком?
– С Игорьком? – переспросила Марина. – С каким Игорьком? А, с Игорьком…
В табачном дыму появился и тут же растаял образ её последней ошибки – некоего Игоря Бобкова, лысоватого хама из Люберец. На мгновение Марина почувствовала запах его лосьона после бритья, который, вкупе со сжатыми воспоминаниями о постельном, предпостельном и постпостельном, заставил её поморщиться и подёрнуть плечами.
От удивления рот Жанны отрылся так широко, что стали видны коронки на зубах мудрости:
– Что, так плохо?
Марина кивнула.
– Расскажи!
Марине совершенно не хотелось о нём вспоминать, и тем более рассказывать, поэтому она отправила в рот ещё один кусок говённого тирамису и стала сосредоточенно жевать.
– Не хочешь говорить, ну и ладно. – Жанна облизала жирные губы. – Тогда я тебе о Марголине расскажу. Помнишь такого?
Этого грех не запомнить: крупный, килограммов на сто – сто двадцать самец, с окладистой бородкой, и хитренькими, расстёгивающими молнии на юбках и застёжки на лифчиках, глазками. Сначала он клеился к Марине, но, быстро оценив безнадёжность проекта, переключился на запасную цель – Жанну.
– Представляешь, – навалившись грудью на стол и чуть понизив голос, поведала Жанна, – оказалось, что у меня каблуки длиннее, чем у него член… Кто бы мог подумать, а? Мужик-то здоровый…
– Действительно… – вставила Марина, натянув на рот улыбку.
Жанна продолжала что-то говорить, но Марина её уже не слушала. Общение с подругой научило её думать о своём, не обращая внимания на Жаннину болтовню. «Это как смотреть ящик, занимаясь своими делами», – объясняла себе Марина.
Жанна и впрямь чем-то напоминала телевизор, только не современный плоский, а старый советский – большой и тяжёлый, без пульта управления, с тремя программами и нарушением цветности. Жанна была такая же большая, неуправляемая, состоящая из неправдоподобных цветов, и программ у неё имелось всего три: ребёнок, работа, мужики. У самой Марины, кстати, программ на одну меньше – в её сетке вещания отсутствовал ребёнок. Оставались мужики и работа.
– Мужики и работа, – произнесла Марина вслух.
– Что? – повернувшись ухом к подруге, спросила Жанна.
– Говорю, остаётся нам только мужики и работа, – повторила Марина не столько для Жанны, сколько для высших сил, которые, как обычно, остались глухи.
– Ну да-а-а… – начала Жанна, но в этот момент хлопнула дверь, и из дамского туалета вышло огромное самомнение.
На самомнении сидели белые джинсы, заправленные в отороченные мехом сапоги; обтягивающий всё, что можно и что нельзя свитер, и огромные блестящие серьги. У самомнения имелись большие проблемы с ростом, весом, фигурой и лицом, но это его совершенно не беспокоило: задрав нос к потолку, словно по подиуму двигалось оно к своему столику, крупом рассекая дым.
– Интересно, где этому учат? – со смесью зависти и раздражения в голосе сказала Жанна. – Ведь чучело же, а как вышагивает…
Марина с интересом посмотрела на подругу, и её взгляд упёрся в торчащий из огромной Жанниной сумки уголок какого-то журнала крупного формата.
– Это что у тебя там? – спросила Марина. – «Семь дней»?
– Не, – мотнула кудрявой головой Жанна, – «Большой город». Хочешь, забирай, я уже посмотрела.
Марине был хорошо знаком этот журналец. Когда-то его бесплатно раздавали в «Музее кино», куда они после института бегали с Олежиком, а потом с Ванькой…
«Сколько воспоминаний…», – Марина раскрыла журнал на последней странице, где раньше печатали объявления, от которых можно уписаться со смеху. Марина даже вспомнила одно: «Разбужу в любой женщине зверя. Зоофил Шампуров». Один раз они с Ванькой послали туда своё, но его почему-то не напечатали. Видимо, сочли недостаточно смешным.
Через минуту Марина сделала неутешительный вывод: «БГ» скурвился. Стал солиднее на ощупь, цветастее, но, увы, утратил уличную притягательность. Кроме того, бесили свисающие почти с каждой страницы упитанные оппозиционные рожи. Марина не интересовалась политикой, но к этим персонажам испытывала острое иррациональное отвращение. Объявления, кстати, остались, но все находились на уровне «Из рук в руки» – продам-куплю-поменяю. Марина хотела захлопнуть и сдать журнал обратно Жанне в сумку, как вдруг зацепилась глазом за раздел «Услуги»:

Глухие тайны мне поручены…
(514) 714 84 29 (41)
Каждый четверг в семь

«…мне чьё-то солнце вручено… – продолжила про себя Марина. – И почему, собственно, услуги?»
Дальше Маринина мысль потекла куда-то в сторону символизма, поскольку источник фразы про глухие тайны уводил только туда. Потом она снова подумала про Ваньку (как он там?), потом про «Музей кино» (давно не была), но чем дольше всматривалась в объявление, тем больше хотелось позвонить по телефону со странным кодом, хотя она совершенно не представляла, что скажет.
Из лёгкого оцепенения её вывел Жаннин голос:
– Эй, мать, ты чего сюда, читать пришла?
– Что, а? – встрепенулась Марина.
– Я говорю, гони пятихатку, я по карте расплачусь.
Марина достала кошелёк и сунула в пухлую Жаннину ручку «красненькую». Та профессионально хапнула купюру и затолкала в огромный «тётковый» кошелёк.
Подошедшая официантка протянула Жанне кожаную книжечку со счётом. В кармашек тут же была вложена кредитка, после чего книжечка стала похожа на раскрытый рот с последним, но золотым зубом. Захлопнув книжку, официантка хотела забрать ещё и Жаннину тарелку, но та отогнала её жестом.
– Так вкусно, что хочется облизать, – с придыханием сообщила Жанна. – Прикрой меня.
Марина, как смогла, закрыла собой столик, а Жанна в это время по-собачьи вылизала тарелку.

Объявление не выходило у Марины из головы до вечера. Где-то в полпятого, улучив минутку, она втихаря раскрыла «Большой город» и выдрала оттуда кусок листа с объявлением. Набрала странный номер со своего служебного телефона. После пи-ли-ли – пи-ли-ли механическая женщина сообщила, что такого номера не существует. Марина решила, что ошиблась, и набрала номер ещё раз.
То же самое.
«Обманули дуру», – устало подумала она и положила трубку. Скомканный лист с объявлением полетел в мусорное ведро.
Минут через сорок над Мариной раскрылось окно в какой-то другой мир, из которого в мозг спикировала мысль о том, что это вовсе не номер телефона.
«Шифр! – чуть не крикнула она вслух. – Это же чёртов шифр!»
Маринина попа тут же оторвалась от крутящегося стула. К счастью, в мусорном ведре ничего грязного не нашлось – только бумага – и Марина без потерь извлекла из его недр скомканный обрывок. Разгладила на столе. Каблуки под столом сами собой яростно засинкопировали по ламинату.
Марина рассуждала так: во всех детективах последовательностью цифр зашифровывают текст из какой-нибудь книги, чаще всего из Библии. В её случае Библия не годилась, понятно. Должно быть что-то другое…
«Да это же «Незнакомка»! – второй раз за день снизошло на неё озарение. – Что ж я, дура старая, сразу-то не допёрла!», и Марина быстро нашла в интернете знакомый со школы текст.
От каждой строчки веяло летом и тоской по ушедшей любви. Грусть, как она есть. Уныние. Печаль. Может, другим Блок нашёптывал что-то иное, но Марина всегда становилось невыносимо грустно, когда она читала эти строки. У неё сложились особые отношения с «Незнакомкой», точнее, в то уже далёкое время, когда никто никуда не спешил: в своих мечтах она ею и была. Это она дышала духами и туманами, это её стан был схвачен упругими шелками. Ей, тогда ещё девочке, нравилось надевать на себя, как чулок, эту странную одинокую женщину с прошлым. Примерно до десятого класса Марина жила с уверенностью, что она как никто другой понимает, почему у дамы на шляпе траурные перья и почему та всегда одна.
Вытряхнув из-под причёски нахлынувшие воспоминания, Марина принялась за текст.
«Если верить детективам, то первая цифра – это номер строфы, – решила она. – Вторая – номер строки в строфе. Ну, а третья, тогда – номер слова, с которого читать».
Количество цифр в «номере» под такую версию подходило идеально. Марина судорожно сцепила под столом пальцы рук и приступила к дешифровке. У неё получилось следующее:

Друг единственный
в час назначенный
садится у окна
и в кольцах узкая рука

«В час назначенный, это понятно, а садится у окна, где?» – спросила Марина саму себя, но ответа не получила. Через пару минут бесплодных размышлений она почувствовала, как тоненьким ручейком начинает вытекать из неё непоколебимая уверенность в собственной правоте. А ещё через пару вся затея стала разваливаться, как карточный домик.
Чуть не схватившей тайну за хвост Марине стало до чёртиков обидно и стыдно за саму себя. Стыдно – потому что поверила, обидно – по той же причине. Чтобы немного прийти в себя, Марина, в чём была, выбежала на перекур.
На улице сдувало с ног. На ветру немели пальцы, искры то и дело слетали с красного хвостика сигареты и по крутой траектории уходили в грязный сугроб. Марина мёрзла. Кофточка, и то, что под ней – юбка и колготки – препятствием для ветра не являлись.
Пытаясь подавить дрожь и проклиная всё на свете, она добивала сигарету, и тут её посетило третье по счёту озарение. Мир вокруг Марины на секунду остановился, а когда снова пришёл в движение, в поле Марининого зрения появился не по возрасту лысый, вечно озабоченный курьер по имени Грайр.
– Марыночка, пачему вы совсэм голая вышли? Прастудытэсь… – пытался он выдавить из себя Шарля Азнавура.
Марина одарила его таким ошалелым взглядом, что тот начал, начиная с ширинки, критически себя осматривать. Не дав армянскому Дону Жуану опомниться, Марина забежала в здание, прыжками поднялась по лестнице и буквально ворвалась в кабинет, до смерти испугав коллег. Из-за дрожи и одышки ей только с третьего раза удалось правильно напечатать в окошке браузера: «Кафе Незнакомка».
Так Марина узнала, что в Москве есть только одно кафе с таким названием. И уверенность вернулась.

В кабинете начальника управления кто-то орал:
– Да, мы будем натягивать ноябрь на сентябрь… нет, ноябрь на август мы натянуть не сможем…
Марина прикрыла дверь.
– О чём это он? – спросила она секретаршу Лидочку – молодую и безмозглую, как все секретарши.
Та сделала такое лицо, будто только что съела полкило гнилых лимонов.
– Селектор с Питером…
– Надолго? – с надеждой в голосе спросила Марина.
Лидочка пожала плечами, тряхнув при этом бюстом.
– Только начали. А что ты хотела?
– Отпроситься. Хочу сегодня уйти пораньше.
Лидочка свернула голову вбок и приподняла выщипанную «в ниточку» бровь.
– Свидание? В четверг?
Марина только фыркнула в ответ.

2. Друг единственный

«А если там будет много окон? – думала Марина, пока бежала к метро. – Мне что, к каждому столику подходить? А если там вообще окон не будет?»
В вагоне она снова начала сомневаться, что поняла всё правильно, но это уже ничего не значило: любопытство толкало её в спину и кололо пониже оной чем-то маленьким и острым.
На улице Марину за все места начал хватать холоднющий ветер, и ей стало не до сомнений – когда так задувает в подхвостье, в голове остаётся только одна мысль: «Почему я пошла в юбке, а не в брюках?»
Марина успела вовремя. Ровно в семь она по склизким ступенькам спустилась в небольшой подвальчик недалеко от Апраксинского дворца.
Дрожь в конечностях стала ещё ощутимее, когда прокуренный гардеробщик принимал у неё пальто и шарф. Марина протёрла очки и увидела себя в огромном ростовом зеркале, в котором даже она смотрелась коротышкой.
– Ну, здравствуй, Марина Владимировна, – произнесла она тихо и сделала пару шагов навстречу себе.
Отражение в зеркале сделалось крупнее.
– Немного бледновата, подруга, – продолжила беседу Марина, – и на башке кошмар…
Расчёска – помада – пудра, и Марина, отодвинув сумочкой портьеру, прошла внутрь сквозь прокрустову арку.

Окно в слабоосвещённом подвале со сводчатым потолком оказалось всего одно, и за столиком возле сидел некто странный в шляпе. Лица не видно: его скрывала плотная вуаль, плавно переходящая в накинутый на плечи палантин, из которого торчала узкая бледная кисть. Кисть потянулась к бокалу с красным, и искрящиеся в электрическом свете перстни заставили Маринины глаза раскрыться шире.
– Маргарита Витольдовна, но друзья зовут меня Марго, – произнесли выцветшие губы.
– Марина, – ответила присевшая на краешек стула Марина, которая начала чувствовать себя школьницей.
Кисть в перстнях медленно приподняла вуаль, открыв вытянутое морщинистое лицо, напомнившее Марине какую-то советскую актрису.
«Сколько же ей лет?» мелькнуло у неё в голове.
– Без трёх месяцев кошмар, – будто прочитав Маринины мысли, сказала Марго.
Марина почувствовала, что краснеет.
– А вам?
– Тридцать три, – выдохнула Марина.
Морщины на лице Марго пришли в движение.
«А она, наверное, когда-то была красивой женщиной», – подумала Марина, когда улыбка и искорки в глубине серо-зелёных глаз на мгновенье вернули её визави молодость. Секундой позже морщины вновь перераспределились, и на Марину снова смотрела суровая старуха с поджатыми губами.
– Что вы на меня так смотрите? – не выдержала Марина.
Марго медленно отвела взгляд:
– Странно. Вы достаточно красивы, но, судя по тому, что пришли сюда, не замужем. Из того же следует, что у вас есть мозги, а из сумочки вон, «Донцова» торчит…
Марина инстинктивно затолкала поглубже свежий шедевр от мастерицы жанра, жёлтый краешек которого предательски высовывался из сумки.
– Сто раз давала себе обещание не читать больше эту гадость, – виновато пробурчала она.
Марго повела в воздухе второй рукой, которая также оказалась в перстнях и, разумеется, была узкой. Сей жест Марина истолковала, как: «не бери в голову».
– А вот что меня в вас нисколечко не удивляет, – продолжила Марго, – так это то, что у вас нет подруги, иначе бы вы пришли вместе.
– Не понимаю…
Марго чуть наклонилась к столу:
– Страшно, наверное, было идти одной на свидание к незнакомцу?
Марина отрицательно покрутила головой – хотя страшно ей было. Она хотела возразить, заявив, что и подруга у неё тоже есть, но, вспомнив Жанну, решила сказать правду:
– Да, вы правы, настоящей подруги у меня нет.
Марго удовлетворённо кивнула, взяла тонкими пальцами бокал и медленно поднесла ко рту. Марине моментально тоже захотелось чего-нибудь выпить.
Она повернула голову в зал, и тотчас, словно из воздуха, у столика соткался неискренне улыбающийся официант:
– Готовы заказать?
«Сегодня все читают мои мысли», подумала Марина, прежде чем сказать то, что говорила в таких случаях лет, наверное, десять:
– Латте без сиропа и тирамису.
Официант, отвесив поклон, с поворотом вокруг собственной оси удалился.
– Тирамису здесь говно, – предупредила Марго.
Марина лишь тяжело вздохнула: она понимала, что это всё часть заговора высших сил, но ничего поделать не могла.
Как будто с чем-то согласившись, Марго кивнула и достала из блестящего портсигара длинную тонкую сигаретину. Марина тоже достала из сумочки пачку «Muratti» и закурила. Между собеседницами повис нестабильный никотиновый тюль.
– Короче говоря, вы нам абсолютно подходите, – сказала Марго сквозь дым.
Марина сдвинула брови:
– Подхожу для чего? И кому это нам?
Марго некоторое время помолчала, стряхивая пепел в переполненную пепельницу.
– Скажем так, – сказала она на выдохе, – в Москве достаточно давно существует закрытый женский клуб.
– Насколько давно? – машинально спросила Марина.
Марго нахмурилась:
– Можете поверить, когда я говорю: «достаточно давно», значит, это действительно давно. Сей клуб организовала одна моя подруга, которой уже нет в живых. После её смерти обязанности председателя перешли ко мне. Подбором новых членов также занимаюсь я. На данный момент в клуб входит четыре женщины. Как я уже сказала, клуб закрытый, и попасть в него можно только одним способом – через меня. Примерно раз в полгода я даю объявления сразу в несколько газет, и жду, когда кто-нибудь появится. Вас мне пришлось ждать долго – последнее пополнение у нас произошло два года назад.
Марина с трудом переваривала услышанное. Словосочетание: «Закрытый женский клуб» звучало настораживающе. На ум стали приходить возможные варианты: Секта? Одуревшие домохозяйки? Сильные независимые женщины с мохнатыми подмышками? Лесбос, прости господи…
– Я понимаю, вы немного ошарашены, – продолжила Марго, но, поверьте, ничего страшного здесь нет. Мы просто клуб по интересам.
– И чем же вы у себя в клубе занимаетесь? – не выдержала Марина.
– Я думала, вы догадаетесь… – Марго второй раз за вечер улыбнулась, – разгадываем тайны, что же ещё. Вы же сюда именно поэтому пришли.
– Не понимаю…
– Поймёте…
Принесли Латте и пирожное. Ничего не евшая с обеда Марина не обратила внимания на вкусовые качества ни первого, ни второго. Марго молчала и лишь иногда притрагивалась к своему бокалу, вина в котором, по Марининым наблюдениям, почему-то меньше не становилось.
Марина вытерла руки салфеткой и снова закурила:
– У меня ещё один вопрос.
Марго щелчком стряхнула с сигареты пепел:
– Зачем мне это нужно?
– Угадали.
– Как могу, борюсь со скукой на старости лет. Очень не хочется ощущать себя остывающей органикой, если вы понимаете, о чём я… – Марго одарила Марину взглядом, который надолго въелся ей в макияж, – впрочем, откуда вам в тридцать три это понимать… кстати, знаете, что такое возраст?
– Откуда мне…
– Возраст, Марина, это когда после поцелуя у тебя во рту оказывается чужая вставная челюсть. Или чувствуешь отсутствие своей.
И Марго вдохновенно заухала совой.

– На чём может ездить старая развалина? – с интонацией для начала анекдота произнесла Марго, когда они с Мариной выходили из тёплого уюта «Незнакомки» в вечернюю холодрыгу.
Понимая, что ответа не требуется, Марина лишь пожала плечами. Марго клацнула брелком сигнализации.
– Разумеется, на старой развалине!
С другой стороны улицы ей подмигнуло «аварийкой» неопределяемого цвета авто.
– Чёрт, опять не спёрли, – сокрушительно констатировала Марго, – за мной!
Дамы воровато пересекли дорогу в неположенном месте и с разных сторон влезли в холоднющий рыдван, который в конце прошлого века считался весьма неплохой европейской машиной. Потуже завернувшаяся в пальто Марина поймала себя на мысли, что больше не чувствует себя в обществе Марго школьницей, а, скорее, младшей подругой.
Марго крутанула ключ в зажигании, но ожидаемого звука не последовало. Тихо выругавшись в меховой воротник, она посмотрела на Марину:
– Знакомьтесь, Марина, это Ворчун, он опять капризничает. Ворчун, познакомься, это Марина.
– Привет, Ворчун, – сказала Марина ласково, – пожалуйста, заведись.
Но не тут-то было. Бывшая в употреблении европейская машина упрямилась. Марго погрозила приборной доске длинным красным ногтем.
– Так, если ты сейчас же не заведёшься, я тебя ещё месяц мыть не буду, паршивец ты эдакий… и масло не поменяю, и антифриз не залью…
Неожиданно Марине вспомнился её медленно пустеющий бокал с вином.
– Так вы же, вроде, пили… – осторожно сказала она.
Марго повернулась к Марине и вновь на мгновение стала молодой.
– Думаете, ментам есть дело до какой-то старушенции? Меня уже лет двадцать не останавливали… у меня и прав-то нет.
Марина с сомнением посмотрела на спутницу.
– Шучу, Мариночка, шучу… права есть, правда, просроченные лет на десять… ну, давай, поганец, заводись уже, твою бога-душу-немецкую мать!
Ругань помогла: Ворчун затрясся и зарычал, как медведь с отдавленными яйцами.
– Вот молодец! – и, с усилием воткнув первую передачу, Марго отчалила от тротуара.
Пока она выезжала с импровизированной парковки и перестраивалась в левый ряд, её несколько раз совершенно обоснованно обсигналили, но в целом бабуся за рулём вела себя достаточно адекватно. Марина перестала вжиматься в кресло и немного расслабилась.
– В центр? – спросила она на перекрёстке.
– Туда, – кивнула Марго и включила раритетную магнитолу со щелью для кассеты.
Из радио вырвалось истеричное соло Агузаровой, и Марго завыла:
– …верю я, ночь пройдёт, сгинет стра-а-а-ах!
– …верю я, день придёт, весь в луча-а-а-ах! – неожиданно для самой себя подхватила Марина, и они рванули со светофора.
Марина почти согрелась, когда Жанну Хасановну сменили унылые новости. Марго крутанула регулятор громкости в минус.
– Не люблю болтовню, – пояснила она, – а ничего другого этот керогаз не ловит.
Марина молча кивнула: ей, в общем-то, всё равно, что несётся из динамиков, а тишина – не самый плохой вариант. Ещё туже завернувшись в пальто, она прислушалась к своим ощущениям. Опасности она не чувствовала – какая опасность могла исходить от этого божьего одувана? – но что-то шло не так. Что-то мерзко копошилось внутри, не давая нормально дышать и думать.
Через два светофора Марина поняла, в чём дело. В обманутых ожиданиях, вот в чём. Она, разумеется, хотела увидеть прекрасного незнакомца, а в результате едет непонятно с кем, непонятно куда и непонятно зачем…
«И почему я согласилась поехать с этой сумасшедшей старухой?» – подумала Марина, отвернувшись в сторону, чтобы попутчица не могла видеть, как перекосило её лицо.
За окном медленно плыла грязная огнястая Москва. Выли клаксоны, мигали фары, ничего не стесняясь, матерились водители. Повертев головой, Марина поняла, что они находятся где-то в районе Чистопрудного бульвара…

0 комментариев

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.