Описание
В небольшом городке на юге России жили пятеро институтских подруг. Во времена учебы на истфаке они все делали вместе: веселились, учились и даже дипломы писали на одну тему – Инквизиция. Удивительно, что как только у одной из них происходило нечто (двойка на экзамене, скажем), то и у других это повторялось. А вот после института судьба развела бывших студенток, и жаль это было, и ничего не поделаешь.И вот наступил такой момент – как будто вернулись прежние времена! – по очереди каждая из подруг встретила мужчину, о котором, может, уже и не мечтала, и уехала с ним в дальние края…
Вот только мудрый священник отец Сергий и отставной следователь Паша Седов уверены, что исчезновение четырех из пяти бывших сокурсниц – совсем не то, что кажется. А тут еще – Пашка влюбился в пятую. Некстати это случилось и к добру не привело...
Приобрести книгу: www.litres.ru/yana-rozova/sozhzhennye-cvety/
Характеристики
Отрывок |
Яна Розова Сожжённые цветы Часть 1 Сатурн Сгорел храм. Возможен поджог Во вторник в половине первого ночи в дежурную часть Гродинского управления государственной противопожарной службы МЧС России поступило сообщение о возгорании церкви, расположенной в центре города Гродин. В результате пожара значительно пострадало здание храма Успения Пресвя-той Богородицы. По предварительным оценкам сотрудников пожарно-технической лаборатории, причиной пожара стал поджог. А. Маловичко Газета «Алхимик», 21 марта 2003 года. 10-21 марта Ира вышла в холодное раннее мартовское утро. Она постаралась одеться теплее, но всё равно зябла, потому что зимнего пальто у неё не было – на его покупку просто не хва-тало средств. Впрочем, это не имело значения: сегодня испол-нилось ровно пять лет со дня смерти Виталика. Ира поправила тёмно-синюю шерстяную косынку и за-спешила в сторону церкви. Идти придётся три квартала, обще-ственный транспорт здесь почти не ходил. Городские власти обещали оборудовать остановку возле церкви Успения Пре-святой Богородицы, да всё никак. В городах, имеющих более длинную историю, к веру-ющим относились внимательнее, а Гродин жил всего-навсего чуть более полувека. Его выстроили вместе с химическим за-водом и для химического завода, размещённого неподалёку от старинной казачьей станицы Малые Грязнушки. Город посте-пенно поглотил станицу, а станичная каменная церковь, пре-терпев в 90-е серьёзный ребрендинг, превратилась в Храм Успения Богородицы. Именно туда ходила Ира Китаева каж-дое воскресенье, всю свою жизнь. Вера давала Ире самое главное: понимание важности всякого события. Разуму, который наполняет собой Вселен-ную, есть дело до судьбы всех живущих, это утешало осозна-нием своей причастности к замыслу Бога. Смерть мамы и Ви-талика – не случайны. Нет смысла спрашивать, почему мне выпало такое. Ты же знаешь: Бог всегда забирает лучших и испытывает избранных. Иру не тяготила длинная дорога к храму, ей сопутство-вали лучшие воспоминания детства: как по воскресеньям они с мамой ходили «к Богу», попросить о хорошем. А мама у Иры была необыкновенной. Лида Китаева считала себя избранной, и без смущения носила свой горб на узкой спине. Она обладала изумительным характером: умела прощать, не просила многого, легко отно-силась к любым трудностям, понимая, что самое плохое в её жизни уже произошло. Об отце Ира ничего не знала. Мама говорила, что она мечтала о доченьке, и Бог ей дал дочь. Вот и всё. Только после смерти мамы её подруга тётя Света рассказала, что у Лиды был мужчина, но жить с горбуньей не захотел. А Лида удерживать его не стала, и даже о своей беременности не рассказала. Мама умерла три года назад от пневмонии. В память о маме Ира пыталась относиться к жизни со-гласно маминым принципам. Кое в чём это удавалось – например, в отношении к работе: пусть зарплата у учителя смешная, в учительской ссорятся из-за дополнительных ста-вок, ученики с каждым годом становятся всё менее интерес-ными, начальство давит – не надо падать духом. Учитель – это призвание, а не способ заработать. Ира была учителем истории по осознанному выбору: ей нравилась история и как школьная дисциплина, и как наука. Историк знает – всё уже было: крахи империй, концы света, жулики на престолах, гении в канда-лах. Ничто не меняется, но всё становится другим. Ещё больше радовалась Ира ежедневной возможности заражать своим интересом детей. Она умела находить в толпе маленьких людей с пустыми глазами тех, кто её слышал. Об-наружив таких, учительница истории мастерски раздувала ис-кру любопытства в пожар страсти к познанию. Таков был дар Иры. А в остальном Ирина Геннадьевна считалась в школе су-харём. Ей были свойственны сдержанная манера поведения, скупые жесты, редкая улыбка, и редкий, но хлёсткий сарказм. Вокруг расцветало утро. За ночь изморозь обметала чёрные голые ветви деревьев остреньким кружевом. Небо ра-довало чистым голубым цветом, а в нём кружилась огромная галдящая стая больших птиц. Сегодня Ире предстоял особый день. Сейчас она отсто-ит заутреню, а потом съездит на кладбище к Виталику. Холод-но, конечно, а в чистом поле, где хоронили гродинских по-койников, вообще ветер свищет. Но Иру ветром не испугать. Она никогда не отступалась от большого дела из-за малого не-удобства. Возле храма уже стояли старушки, обёрнутые в несу-светные тряпки. Завидев знакомую стройную фигуру, поби-рушки бросились вперёд. Несмотря на собственное бедствен-ное положение, Ира всегда подавала хорошо. Службу вёл уважаемый Ирой священник – отец Сер-гий. Строгий и статный, с ухоженной тёмно-русой бородкой и яркими карими глазами, он вряд ли знал о том, что многие гродинские невесты не отказались бы стать матушками при таком батюшке. Только отец Сергий семью не планировал. В последние несколько лет отец Сергий стал для Иры не только исповедником, но и другом – не близким, но тем, к кому идёшь в самые страшные минуты своего существования. Одному ему она доверила давнюю мечту – стать монахиней, и получила отрезвляющий совет не торопиться: дар души, при-носимой Богу, должен быть чист и отшлифован, как брилли-ант. Иру очень тронуло, что этот суровый человек посвятил её в собственные сомнения: он и сам мечтает уйти от мира, но только после того, как победит грех гордыни, что пока не уда-ётся. Выслушав наставника, Ира согласилась с ним, и с тех пор постоянно работала над даром своей души – снова, и сно-ва, и снова. Отец Сергий вёл самые лучшие службы из всех, на ко-торых Ира когда-либо присутствовала, но сегодня она не могла сосредоточиться на его словах. Она жаждала отпустить от себя Виталия раз и навсегда, и – не могла. Как тоскливо без него, как одиноко! За что она должна страдать? Следом встрепену-лись непрошенные воспоминания – о том, как хорошо было вместе, и вот тогда Ира покинула храм: не место в церкви та-ким мыслям! Она вышла во двор. Солнце поднялось над домами, стали таять и осыпаться льдинки с веток пирамидальных топо-лей, растущих за оградой церкви. «Боже, Боже! Что со мной?». И вдруг будто бы ураган ворвался в голову – мысли го-нимые, глупые заполонили сознание. Виталик, быстрый, весё-лый, идёт через двор дома. Она видит его с балкона и чувству-ет жар своего тела. Виталик входит в квартиру, она увлекает его на кухню, чтобы мать не услышала… В тесной одноком-натной квартире Иркиной мамы влюблённым нет места, но у Виталика есть машина, старенький отцовский «Москвич». Ира помнит колючие чехлы сидений, раздражающие кожу на спине, она помнит движения ловкого тела, смех, стон, шёпот, слова любви… А это ты помнишь – его тело в морге? Тогда, после аварии. Кровь смыли, но лицо умершего (умершего, ты поня-ла?) искажено. Он задохнулся в дыму. Кожа покрыта язвами ожогов, волосы выгорели, руки обожжены, ногти сломаны! Умирая, он пытался открыть заклинившую дверцу «Москви-ча». Того самого, у которого такие колючие чехлы на сидени-ях. Мама, Виталий, и нерождённые по причине незачатия дети – вот семья Иры! Призраки, призраки, призраки! Она села на лавку, стоявшую возле ларька, где торго-вали свечками и иконками. Неожиданно чья-то плотная тень закрыла солнце. Ира подняла голову и увидела незнакомого мужчину. – Вам плохо? – Нет. Всё в порядке… Глаза привыкли к утреннему солнцу, и лицо доброго самаритянина проявилось в тени: очень русское лицо, орга-нично вписанное в пейзаж храма. Молодой, худощавый, в распахнутом пальто. Ира встала со скамьи, направилась в сторону церкви. Незнакомец последовал за ней. После службы Ира поехала на кладбище, а вернувшись домой, принялась готовиться к завтрашним урокам. После годовщины смерти Виталия пролетела неделя. Ира ходила на работу и в одиночестве проводила вечера, не испытывая никакого дискомфорта. Если и жалела об отсут-ствии общения в жизни, то только о потере связей со своими институтскими подругами. Не было больше Пятерых. Они собирались вместе за эти годы, и не раз. В жизни Иры – по печальным датам: похороны мамы, похороны Вита-лика, годовщины их смертей. Дни рождения Ира больше не справляла: подруги звонили, поздравляли, но приходить не приходили. Ира успела перепортить отношения со всеми. С Гелей – из-за её озлобленности против всех и вся. С Соней – из-за её причастности к клану менял, из-гнанных Христом из Храма. Со Светой – по поводу её брака, который был убогой пародией на семью. С Наташей – из-за её легкомысленности, доходящей до цинизма. – Все вы – попугайчики, – как-то сказала подругам Ира. – Порхаете по веткам, чирикаете, а за душой – ничего! Конечно, девчонки обиделись, но если бы обиженные немного призадумались, они бы поняли, что Ира говорит так не из гордыни, а от боли. На самом деле Ира имела в виду: «Вам всем повезло, по сравнению со мной, и вы не можете понять, насколько мне нужна вера!». Отсутствие дружеской поддержки сначала ощущалось остро, до слёз. С годами тоска по подругам ослабевала, а по-том и вовсе прошла. «Позвоню кому-нибудь! – часто думала Ира. – Ну, хоть и Светке!». Отчего-то откладывала, поджидая подходящий душев-ный настрой, а после не оказывалось времени или слишком уставала на работе… И ещё думалось: а что я скажу? Где была, что видела? Светка разъезжает по заграницам, у неё жизнь ки-пит ключом, а я? Рассказать нечего, а плакаться стыдно. Находились причины не звонить и остальным. В воскресенье Ира опоздала к началу службы. Шёл Ве-ликий пост. Как всегда, больше всех в толпе оказалось жен-щин с городских окраин. Усталые лица, изношенная одежда и искренность поклонов этих прихожанок вызывали в душе Иры жалость. Вот так живут люди, и не метят выше, не стремятся изменить свою судьбу, не ждут счастливого часа… Молятся о простом: чтобы дети не болели и муж не пил! Это лучшие из христиан, казалось Ире, они принимают волю Бога безропот-но, не ожидая награды в земном существовании. Ира имела нескромную привычку тайком разглядывать собравшихся в церкви и придумывать каждому личную исто-рию. Ира огляделась: вокруг немало и молодёжи, и местных буржуа, и детей, но она обратила внимание только на одно лицо: молодой мужчина, занявший место возле иконы Святого Иоанна Предтечи. Трепещущий отблеск свечей золотил русую бородку и отражался в тёмных глазах. Тонкость исхудалого лица удивляла: высокий лоб с морщинкой между неопреде-лённого рисунка бровями, удлинённый иконописный нос с чуткими изящными ноздрями, тонкогубый рот молчуна. Но главное – выражение лица! Оно свидетельствовало о скорби и покаянии, вере и надежде. Казалось, он много пережил, гре-шил и мучился, но теперь видит выход, видит свет, исходя-щий свыше, и следует ему, и молится о прощении своих гре-хов. Ира подошла поставить свечу. Мужчина поднял руку, чтобы перекреститься, и толкнул её. Глянул на Иру удивлён-но, будто думал, что находится в церкви один, тихо извинил-ся. Голос показался знакомым – это же тот самый человек, что неделю назад беспокоился, не плохо ли ей! Минуту спустя забыла о нём, поглощённая своими мыслями. – На тебя, Господи, уповаю, – шептала она. – Да не по-стыжусь вовек; по правде твоей избавь меня. Преклони ко мне ухо Твоё, поспеши избавить меня. Будь мне каменною твер-дынею, домом прибежища, чтобы спасти меня… Поставив свечку и перекрестив лоб, Ира направилась к выходу. Нога запнулась обо что-то плотное. На полу лежал мужской бумажник из недорогих. Церковь к этому времени почти опустела. Выйдя во двор, Ира огляделась, и только потом, опомнившись, оберну-лась на золотившийся в сером небе крест, осенила себя и по-клонилась. Уже на улице Ира открыла кожаную книжицу без страниц в поисках сведений о владельце. В одном из кармаш-ков лежал троллейбусный билет с запиской: «Гагарина 84, кв. 2». Наверное, надо бы съездить туда – вряд ли это адрес вла-дельца бумажника, но, может, на Гагарина живут его знако-мые? Тогда она оставила бы кошелёк им – пусть передадут. Вздохнув – хотелось есть, и кружилась голова – Ира отправилась на остановку. Дверь квартиры номер два по Гагарина 84 оказалась старой и обшарпанной. Нажав на кнопку звонка, Ира услыша-ла его трель и бодрые шаги. – Здравствуйте, – торопливо сказала она в приоткрыв-шуюся тёмную дверную щель. – Здравствуйте, – ответил знакомый голос. Дверь не-много отползла, открыв худощавую фигуру хозяина. – В храме я бумажник нашла, а в нём ваш адрес… Она протянула ему находку. – Это мой, спасибо. – А зачем вы адрес внутри оставили? – Да я к другу ездил, а он дверь не открывал. Я стал писать свой адрес, а друг пришёл из магазина. И я случайно сунул билет в бумажник. Входите! Ира заколебалась. – Ну, хоть чаем вас угощу! Вы же устали по городу ме-таться! – Вообще-то, да, устала. Но поеду домой… – Пожалуйста! Незнакомец беззащитно улыбался, будто боялся отказа. – Ладно… Через тёмный коридорчик она прошла в единственную комнату и удивилась её запущенности: ободранные обои, вы-битый паркет, видавшая виды мебель из шестидесятых. – Садитесь, я сейчас принесу чай! У меня тут… Сами видите… Продаю квартиру… Он исчез в коридоре и через минуту вернулся с паря-щим чайником и жестяным подносиком, на котором поместил-ся нехитрый набор для русской чайной церемонии: две кружки в красный горошек, сахарница и вазочка с печеньем. Ира сама покупала такое печенье, и поэтому прекрасно знала: оно самое дешёвое. Её новый знакомый сел за стол напротив Иры, залил кипятком чайные пакетики и поднял глаза. Ире показалось, что хозяин волнуется. – Меня зовут Виталий. Это прозвучало как гром среди ясного неба. Ира выро-нила ложечку, которой размешивала в кружке чай. – Что с вами? Вам плохо? – Нет, нет… Пряча взгляд, сделала вид, будто смотрит в окно, и увидела на подоконнике толстую книгу в коричневом пере-плёте. – Вы читаете Библию? – Да. Вы ведь тоже в церковь ходите? – Хожу, иначе бы ваш бумажник не нашла. – И тоже Библию читаете? – Только для души. Ира смутилась: как ещё читать Библию, если не для души?! – Я тоже начал. Сначала трудно было, но сейчас втя-нулся. Только вот Ветхий Завет так и не осилил… Машинально следуя профессиональной привычке, Ира сказала: – Немного терпения – и всё получится. Я тоже вначале с трудом продиралась. А потом решила в первую очередь ин-тересное прочитать: Евангелия, Песню песней, Екклесиаста и Откровение Иоанна… – Я его тоже прочитал! Вот это мне понравилось! «… достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и пре-мудрость, и крепость, и честь, и славу, и благословение...». Виталий произнёс эти слова, столь знакомые Ире, быстро, чуть нараспев. Вышло по-настоящему, просто и даже красиво. – Да вы – знаток! – Ветхий Завет дочитаю и буду знатоком! Он улыбнулся. Сначала глазами – не отрывая взгляда от лица Иры, а когда она улыбнулась – и губами. Ира смутилась и заговорила, чтобы скрыть это: – А я больше притчи Соломона люблю: «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль...». – Красиво. И правдиво… Они помолчали. – Спасибо за чай, – Ира поднялась. – Мне пора. – Вам спасибо! Они вышли в коридор, Ира стала одеваться, застёги-ваться, а Виталий просто стоял, опустив руки. Он не подал ей пальто, не попытался поухаживать за ней. В этом человеке во-обще не было провинциальной галантности – назойливой по-пытки убедить женщину в её неспособности самостоятельно одеться и выйти из транспорта, да ещё и с непременной оби-дой, если дама не визжит от счастья, принимая ненужную по-мощь. Всю дорогу домой Ира думала о Виталии. Ей показа-лось, что, несмотря на правильную речь, он – из среды мало-образованной. На его руках темнели застарелые мозоли, он су-тулился за столом, громко прихлёбывал чай, и одежда сидела мешковато. Скорее всего, парень относится к типу самород-ков, людей, которые чувствуют своё предназначение и идут к нему даже через непреодолимое. И ещё: Виталий человек с прошлым. Почему он прочитал именно эти строки из Иоанна, про агнца закланного? Снова завертелась карусель дней. Про нового знакомого Ира не вспоминала. Всё-таки, как ни крути, а он – молодой мужчина. Это ли ей сейчас надо, когда она решилась уйти из мира? На воскресной службе она увидела Виталия снова, от-метив про себя невероятную бледность его лица. Неожиданно он схватился за грудь и быстро направился к выходу. Ира, ощутив смутную тревогу, пошла следом. Виталий почти выбежал из ворот церкви, прошёл не-много по улице и вдруг, согнувшись пополам, закашлялся. Приступ сотрясал всё его тело. Словно слепой, не разгибаясь, он нащупал церковную ограду и опустился возле на корточки. Ира слышала, как воздух со свистом втягивался в лёгкие Ви-талия. Белый платок, который он прижал к губам, стал крас-ным. Боже, да это же туберкулёз! Инстинкт подсказал: дер-жись подальше! И именно эта, недостойная христианки, мысль заставила Иру склониться над больным. – Виталий, вам помочь? Пытаясь сдерживать кашель, он поднял на неё полные слёз глаза и помотал головой. – Я отвезу вас домой. Нет, лучше вызвать «скорую»! – Нет. Сейчас… Пройдёт… – Может, нужно лекарство? Он отмахнулся от вопросов Иры и, низко опустив го-лову, снова страшно закашлялся. Постарался восстановить ды-хание. Вдруг резко сплюнул багровым сгустком на запорошён-ную снегом кромку асфальта. Ира невольно вскрикнула, вы-хватила свой носовой платок из кармана и бросилась – выти-рать губы, поддерживать, спасать и помогать. – Домой… – проговорил больной, принимая заботу Иры. Он вдруг ослаб и всё ниже оседал в её руках. – Сейчас поймаю такси! Она пристроила Виталия у ограды, а сама бросилась к проезжей части. В машине Виталий почти не кашлял, а только тяжело дышал, откинувшись на спинку сидения. Ира беспокойно по-глядывала на больного, опасаясь, что у него, как у «дамы с ка-мелиями», пойдёт горлом кровь. Однако ничего такого не про-изошло. Она отметила про себя естественность, с которой Ви-талий принял её помощь. Как больное беспомощное животное, вверяющее себя в руки хозяина – с молчаливым пониманием необходимости. В такси оба молчали, Виталий только достал уже зна-комый Ире бумажник и протянул ей пятьдесят рублей. Когда машина остановилась у подъезда дома, Ира расплатилась, и они вышли. – Дальше вы сами?.. – полуутвердительно спросила она. – А… – он помялся, но решился предложить: – Зайдите ко мне, пожалуйста! Отказать тяжело больному человеку Ира не могла. – Ну, хорошо. – Спасибо! Его глаза засмеялись, он поймал лучик её улыбки и улыбнулся в ответ. Тут же, вдохнув холодного воздуха, рас-кашлялся снова. Ира всплеснула руками и потащила Виталия к подъезду. Дома Виталий принял какие-то лекарства, согрелся, за-дышал ровнее. Ира снова пила с ним чай, поддерживая неваж-ный разговор. Про себя Ира гадала: сколько ему лет? Что делал в прежние годы? Чем сейчас занимается? – Вы один живёте? – Да, я сирота. – Я тоже. Работаете? – Да. На заводе. Я по металлу… – Любите свою работу? – в Ире всегда сидел педагог и никогда долго не молчал. – Люблю? – с недоумением переспросил Виталий. – Работа как работа. Я один совсем остался, мне работать надо, иначе есть нечего будет. – А я люблю свою работу. Я учитель в школе. – Почему-то я так и подумал. – На лбу написано? Виталий кивнул, и оба рассмеялись. Потом, как туча находит на солнце – повисло пустое молчание. Хозяин квар-тиры, насупившись, опустил глаза, Ира тоже ощутила нелов-кость: может, пора уходить? Но оказалось – другое. Виталий помолчал немного, бессмысленно болтая ложечкой в чашке с чаем, и стал говорить совсем иным тоном: – Вы, наверно, думаете: чего он ко мне пристал, да? Ира изобразила на лице вежливое «что вы, что вы!». – Но не можете же вы просто общаться с человеком, не зная, кто он и что? Ведь не можете! Ира пожала плечами. – Мне показалось… извините, что я вот так прямо руб-лю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы – добрый человек, вы в Бога верите, и ещё есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это, как бы выразить? Нестяжательство, отрешённость… Вы видите во мне не нанос-ное, а то, что я от всех прячу. – Я не хотела лезть вам в душу. – Ну, вот… – расстроился Виталий, – что-то не то ска-зал! Ира решила не утешать его: для будущей монахини душевные разговоры наедине с молодым мужчиной могут пре-вратиться в испытание. – Мне бы только не хотелось, чтобы вы плохо обо мне подумали… Ну, будто я пытаюсь, понимаете, к вам… при-стать… Виталий покраснел, ссутулился, отвёл взгляд, что сде-лало его похожим на ребёнка. – Я так не думаю, – сказала Ира. – Просто мне пора домой! Кстати, как вы себя чувствуете? Она встала. – Нормально, – Виталий тоже поднялся с места. – Я провожу вас? – Нет, сидите дома. Лучше бы вам не выходить сего-дня. Они попрощались в тёмном коридоре, и Ира вышла на улицу. Весна брала своё: ещё прохладный воздух, напитанный запахами влажной земли, обладал волшебным ароматом. Солнце наполняло собой мир, делая его больше, просторнее, радостнее. «Как всё в природе просто! – думалось Ире. – Вот, пе-режили зиму – и слава Богу! Теперь будем гнать почки и рас-крывать листья, плодоносить, выводить птенчиков, рожать ко-тят и щенят. Лишь бы нашлась еда и вода, а заморозков и злых людей не было!» Ира приехала домой, переоделась в домашнее, достала свои книги. Надо поработать, пока светло. Через несколько минут Ира поняла, что никакая работа на ум не идёт. Хотелось поговорить, посмеяться, поделиться с кем-нибудь своей нехит-рой историей. Ира придвинула телефон и набрала городской номер Светы. В мобильной связи Ира смысла не видела, потому и не пользовалась. Однако сейчас пожалела об этом, потому что трубку взял Ванечка Фирсов, Светкин муж. Он был обладате-лем изумительно глубокого, выразительного, сильного голоса, а также славился исключительной мерзотностью характера. Как милая и хорошая Светка Клюшкина попала в его лапы, Ира до сих пор не понимала. Не могла же польститься на его хорошенькое личико и папу-ректора! Светка не такая. Тем не менее, с реалиями не поспоришь: хочешь слышать подругу – поговори сначала с её мужем. Скороговоркой представившись, Ира попросила Свету. Ванечка понёс трубку жене, по дороге прокомментировав зво-нок таким образом, чтобы Ира расслышала: «Твоя святоша звонит. С того света, наверное!». – Привет, Ирка! Ты куда пропала? У Светки тоже был очень красивый голос, только он вполне соответствовал красоте её души и тела. Ира считала, что её подруга – самая красивая женщина из всех, кого ей приходилось встречать в жизни. – А ты? Ты куда пропала? – Один – один! Хрипловатый смех Светки разбудил память: их общее прошлое быстрой красочной змейкой промелькнуло в мыслях Иры и где-то спряталось. – Как ты? – спросила Ира. – Как Маришка? Она ведь в Лондоне? – Маришка звонит раз в неделю, – голос Светы по-тускнел. – Говорит, что скучает, хочет скорее приехать домой. Но каникулы будут только летом. Сейчас, на маленьких кани-кулах, поедет во Францию, Диснейленд. А в общем, всё нор-мально. Как ты? – Я… Живу потихоньку, работаю… В школе всегда су-ета, сама понимаешь. На прошлой неделе была на кладбище у Виталия. Потом к маме поехала. – Понятно… Сейчас, иду! – сказала Света в сторону. Можно было не сомневаться, что Ване неприятен зво-нок нищей подруги жены, а Света слишком зависела от мужа, чтобы игнорировать его недовольство. – Ты не можешь говорить? – Да нет, всё в порядке, – быстро ответила Света, но Ира уже знала, что разговор окончен. Она попрощалась, хлоп-нула трубкой по рычагу старенького аппарата. Разговаривать и делиться событиями своей жизни рас-хотелось. День прошёл за бездельем, тщательно замаскирован-ным под ежесекундную занятость. Вечером Ира снова подумала о Виталии. О своём но-вом знакомом Виталии. Как он там? Ведь он болен! А вдруг ему хуже? Если бы речь шла не о парне со стройной фигурой, иконописным лицом и милой улыбкой, а о какой-нибудь ста-рушенции, Ира бросилась бы помогать, не рассуждая. Ну, и какая она после этого христианка? Не помочь человеку только потому, что он молодой и симпатичный – это же сплошное ханжество! Надо быть выше. Ира глянула на часы: половина седьмого. Виталий распахнул дверь сразу после её звонка, будто ждал в прихожей. Увидев Иру, широко открыл глаза и спро-сил: – Вы что-то забыли? – Я беспокоюсь за вас. Она уже перестроилась на миссионерский лад, забыв о робости и смущении. – Ой! – сказал хозяин смущённо. – Да я ничего уже… Это утром… А сейчас… – Вы впустите меня? Виталий посторонился, и она вошла. – У вас есть холодильник? – Да, на кухне. Ира прошла на кухню. Её дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холо-дильник «Москва» – ровесник оттепели 60-х, оббитая эмали-рованная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Всё это на фоне крашенных голубой краской панелей. В холодильнике пахло затхлостью. На полках нашлись пакетики с китайской лапшой по четыре рубля, дешёвые кон-сервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это преду-смотрела! Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгру-зила из неё пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ин-гредиенты для задуманного ею постного борща. – Я не буду это есть в пост! – возмутился Виталий. – Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулёз? Ира прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, вы-сматривающий, попал ли он в цель. Виталий испуганно глянул на неё, понял, что разоблачён, и опустил голову. – Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь. – Я другого стесняюсь. – Чего это? – Сядьте хотя бы… Ира села на табуретку у стола. Виталий сел напротив. – Ну? – А как вас зовут? – Я не говорила? Ира меня зовут. – Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда, всё хотите знать? – Конечно! – Я в тюрьме сидел, – произнёс он с вызовом. – Испу-гались? Да, я – урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулёзом, и там начал читать Библию. Ира замерла на месте. За свои тридцать два года она ни разу не видела живого уголовника. Она понимала, что где-то кто-то ворует, убивает, насилует и совершает теракты, но все эти ужасы происходили на другой планете. Теперь перед ней сидел такой инопланетянин. – Вы теперь уйдёте? – Да я, вроде как, не могу… Прислушавшись к себе, Ира услышала голос веры: это испытание! – Если хотите, я всё расскажу. – Что же, рассказывайте, а я займусь борщом. «Господи, пусть он не будет убийцей или насильни-ком!», – взмолилась она. – Я, Ира, в тюрьму за кражу попал. Да, я был вором, квартирным вором. Это стыдное прошлое, мне и вспоминать-то тошно. Моя мамка – совсем простая тётка – полы в больни-це мыла, выпивала по вечерам, папаш новых мне каждый день водила. Мы, уголовники, никогда не виноваты, – он хмыкнул. – Вы, Ира, нам не верьте! Слезу вышибать горазды! Вот и я всегда говорю, что у меня другого пути не было. Пацаны, у ко-го папки нормальные и мамаши не выпивали, со мной не во-дились – интересы у них другие! Секции там разные – футбол, лёгкая атлетика. А мне футбол этот по барабану был. Я с та-кими же дворовыми курил за забором стройки и девкам вслед свистел. Все мои интересы! Ну, анекдоты пошлые, ну, порт-вейн лет с четырнадцати. Потом картишки на бабки. А мне всегда везло в карты. Некоторые думали, что я мухлюю, толь-ко я не мухлевал. С одним кентом мы подрались за это. Я ему нос сломал, а его мамаша меня в колонию упекла на десять ме-сяцев. Там я друганами обзавёлся – закачаешься! Из колонии вышел крутым, как варёные яйца! – Виталий горько рассмеял-ся: – Эти-то друганы и научили меня, как от мамаши не зави-сеть и рубли не клянчить. Сначала на стрёме стоял, а уже по-том стали меня внутрь пускать. Только на девятой краже взя-ли. – Гордитесь ловкостью? – Горжусь в жизни только одним – что ума хватило за-вязать! – И как же это случилось? – Да как? Подумал я: вот откинусь, выйду, что дальше-то? Опять за старое? Потом – опять в тюрьму? Я видел там та-ких, они по десять ходок сделали. Старые хрычи, кому нужны? Кто их ждёт на воле? А мать уже хату свою пропила и помер-ла. Мне вообще идти было некуда. Эта вот квартира от деда досталась. От деда жены. Ира не сдержала разочарования: – Ты женат? – Был женат… Она умерла. – Ох, прости моё любопытство! – Ничего, – Виталий смотрел в окно, в темноту двора. – Я женился сдуру, сразу после второй отсидки. Семью мне хотелось! А жена моя, царство ей небесное, шалава была пол-ная. Шокированная в третий раз Ира покосилась на рас-сказчика. – Она умерла, когда ребёнка рожала. Не моего. И ребё-нок умер. Так что, когда я в третий раз тюрьму попал, у меня была жена, а когда вышел – уже не было. А чуть позже дед её помер, и так уж вышло, что кроме меня, наследников не нашлось. Вот. – А почему Библию читать стал? – Душа запросила. К нам туда священник ходил. Мы не слушали его, ржали над ним. Он такой благостный был, кругленький. Шуточки наши терпел. Его и за рясу в тёмных углах хватали, и мочой полили разок… Извините, – опомнился он. – Я забыл, что с вами говорю. Вроде как сам с собой! Да… А потом как-то мы с ним разговорились. Раз, другой, и стало мне что-то открываться особенное, настоящее… Я потом кен-там сказал: кто тронет его – пасть порву! Ира невольно рассмеялась, Виталий её поддержал. – Кем ты был… Папаном? Он расхохотался до слёз: – Чего?.. Папаном? Пахан это называется! – Да какая разница! – смеялась с ним Ира. Успокоившись, Виталий продолжил: – Нет, не был я паханом, конечно. Просто народ в тюрьме такой: если нет сопротивления – задолбят до смерти, а если силу показать – отстают постепенно. – Борщ готов! – объявила Ира. – Мой руки и садись есть. – Так быстро? Я думал, готовить – это долго! – Ну, борщ-то постный! Лишь бы картошка сварилась. Бульон не готовится, капуста квашеная – поэтому быстро. А туберкулёз ты лечишь? Вопрос был, как и все вопросы сегодня, бестактным. – Я не лечусь… – помрачнел Виталий. – От болезни умереть – это не самоубийство. – Виталий, что ты городишь? – Ира не заметила, что перешла на «ты». – С прошлым ты завязал, Бога в душу при-нял, живой, молодой, всё впереди! Зачем юродствовать? Всё будет хорошо! Чего тебе не хватает? Шику воровского? – Да нет, глупости это всё… Всё так, как ты сказала. Только… Я один совсем! Прости, что напрямую говорю, вроде как жалости прошу, только это – правда! Теперь я на жизнь по-другому смотрю, всё мне кажется иным. Вот, когда про же-ну узнал, думал: хорошо, что сама сдохла, а то бы убил! Но сейчас – простил бы её, и даже ребёнку обрадовался бы. Вот у тебя, небось, семья, ты и не знаешь!.. – Ошибаешься. Я совсем одна. Хочу постриг принять. Последнее Ира ещё никому, кроме отца Сергия, не до-веряла. Виталий, перестав жевать, смотрел на Иру. Она читала в этом взгляде восхищение и нечто вроде зависти. Ира налила борщ в тарелку, положила сметану: Вита-лию необходимо получать больше калорий, для борьбы с бо-лезнью. – Ладно, поздно уже, пойду я. – Спасибо вам и за борщ, и за разговор. Виталий предложил было проводить гостью, но она от-казалась, снова сославшись на состояние его здоровья. На прощание Виталий сказал: – В следующее воскресенье встретимся в церкви, да? – Да, у тебя телефон есть? – Нет. – Ладно, запиши мой номер, вдруг что-нибудь понадо-бится! Ира вышла на улицу. Ну что же это такое пахнет вече-рами весенними? Ещё ничего не цветёт, ещё только снег со-шёл, а воздух – будто молодое вино! На неделе Виталий не позвонил, но Ира и не ждала. Она действительно дала свой номер только на крайний случай. Если бы он всё-таки позвонил и стал болтать о ерунде, Иру это неприятно удивило бы. В воскресенье утром снова похолодало и выпал снег. Несмотря на его пушистую трогательную белизну, он никого не обрадовал – всем хотелось тепла. В церковь Ира прибежала замёрзшая, румяная и ожив-лённая. Виталий уже был там. Они сдержанно поздоровались и всю службу молча стояли рядом, но Ира постаралась держаться так, чтобы отец Сергий не догадался о её новом знакомстве. Виталий снова выглядел нехорошо, и глаза его каза-лись больными, но не кашлял, дышал ровно. Прислушиваясь к его дыханию, Ира пропустила всю службу. После причастия, а это в православном каноне меро-приятие не быстрое, усталые, они вышли на воздух. – Хотите есть? – спросил Виталий. – Хочу угостить вас постной выпечкой. У нас на заводе в столовке одна повариха готовит булочки для постящихся. Вкусные! – Булочки? Ужасно хочу! К дому Виталия отправились пешком. Теперь они ощущали себя на порядок ближе друг к другу: в реке диалогов обнаружились холодные и тёплые течения, подводные камни, водовороты и водопады. Говорить хотелось бесконечно. – Ира, а у тебя много друзей? – Было много, – ей не хотелось вспоминать грустное. – Теперь почти не общаемся. А что? – Нет, ничего. Только попросить хотел… – Что? – Не говори обо мне никому, ладно? У меня такое прошлое, что самому с собой общаться противно. Обещаешь? Представить себе, с кем бы она могла обсудить свои отношения с бывшим вором и туберкулёзником, Ира не смог-ла. Даже отцу Сергию не доверилась бы – он решит, что она легкомысленная финтифлюшка, мающаяся дурью: в монастырь или на свидание? – Хорошо, если так хочешь. – Спасибо. Они старались видеться как можно чаще. В понедель-ник вместе ужинали, снова у Виталия. Во вторник он взял от-гул, а у Иры был всего один урок, и после него они поехали на кладбище. Ира проведала своих, а Виталий показал неухожен-ные могилы матери, жены и её ребёнка. Ира решила про себя, что как только потеплеет, она наведёт здесь порядок. После кладбища зашли в церковь, поставили свечи, от-стояли службу и снова ужинали у Виталия. После ужина Ира уехала домой, а Виталий её провожал. В среду Ира задержалась на классном собрании. Вече-ром позвонил Виталий, и они говорили до тех пор, пока у него не кончились деньги на таксофон. Всего за несколько дней жизнь Иры круто перемени-лась: у неё появился Виталий. За самое короткое время он су-мел проникнуть в её мир настолько глубоко, что без него не мыслился ни один шаг. При этом их чувства ещё не переросли дружбу, о взаимном влечении они молчали. В четверг вдруг резко потеплело, подул редкий для Гродина южный ветер и разогнал облака. После уроков Ира увидела Виталия на остановке: оказывается, он ждал её, чтобы пригласить погулять. Вечер был чудесный, и она, не скрывая радости, согласилась пройтись. Разговор снова зашёл о работе. Виталий рассказал, что устаёт после смены страшно. – Тяжело всё-таки! – жаловался он. – Думаю, я не спо-собен к такой напряжёнке. – А к чему ты способен? Везде работать надо, чтобы чего-нибудь добиться! – Если бы я смог в своё время поступить в институт, – мечтательно, совсем без обиды ответил Виталий, – я бы по-ступил на гуманитарный факультет. Ну, вот где ты училась? – На историческом. – Вот! И я бы там учился! Я люблю историю. Романы исторические люблю, фильмы про всё такое, древнее. Про ры-царей и турниры. – Средние века – необыкновенно интересное время. Сколько поучительных уроков человечеству!.. – Да? – Он стал похож на её учеников – такой же гал-чонок с открытым клювом, в который она положит червячка знания. – А чего там тебе интересно? – Да вот хоть религия. Мне интересно было в своё время, почему у нас, в России, церковь не превратилась в та-кого же спрута, как в Европе. – И как, выяснила, почему? – Мне кажется, да. – А что ты читала? Ире так нравился разговор, что она не заметила, как переменился тон собеседника. – Я читала всякие исследования учёных, монографии, обращалась к источникам. Буллы папские, письма тех времён, «Молот ведьм»… – Что это? – Это, как бы сказать, учебник для инквизиторов. Мы в институте даже шабаш на Вальпургиеву ночь организовали… – Смотри, – перебил её Виталий, указывая на небо. – Луна такая яркая! Неужели завтра похолодает опять?.. … |
0 комментариев