photo

Сожжённые цветы

80 руб
Оценка: 0/5 (оценили: 0 чел.)

Автор: Розова Яна

вставить в блог

Описание

   В небольшом городке на юге России жили пятеро институтских подруг. Во времена учебы на истфаке они все делали вместе: веселились, учились и даже дипломы писали на одну тему – Инквизиция. Удивительно, что как только у одной из них происходило нечто (двойка на экзамене, скажем), то и у других это повторялось. А вот после института судьба развела бывших студенток, и жаль это было, и ничего не поделаешь.
   И вот наступил такой момент – как будто вернулись прежние времена! – по очереди каждая из подруг встретила мужчину, о котором, может, уже и не мечтала, и уехала с ним в дальние края…
Вот только мудрый священник отец Сергий и отставной следователь Паша Седов уверены, что исчезновение четырех из пяти бывших сокурсниц – совсем не то, что кажется. А тут еще – Пашка влюбился в пятую. Некстати это случилось и к добру не привело...


Приобрести книгу: www.litres.ru/yana-rozova/sozhzhennye-cvety/

Характеристики

Отрывок Яна Розова
Сожжённые цветы

Часть 1
Сатурн

Сгорел храм. Возможен поджог
Во вторник в половине первого ночи в дежурную часть Гродинского управления государственной противопожарной службы МЧС России поступило сообщение о возгорании церкви, расположенной в центре города Гродин. В результате пожара значительно пострадало здание храма Успения Пресвя-той Богородицы. По предварительным оценкам сотрудников пожарно-технической лаборатории, причиной пожара стал поджог.
А. Маловичко
Газета «Алхимик», 21 марта 2003 года.

10-21 марта
Ира вышла в холодное раннее мартовское утро. Она постаралась одеться теплее, но всё равно зябла, потому что зимнего пальто у неё не было – на его покупку просто не хва-тало средств. Впрочем, это не имело значения: сегодня испол-нилось ровно пять лет со дня смерти Виталика.
Ира поправила тёмно-синюю шерстяную косынку и за-спешила в сторону церкви. Идти придётся три квартала, обще-ственный транспорт здесь почти не ходил. Городские власти обещали оборудовать остановку возле церкви Успения Пре-святой Богородицы, да всё никак.
В городах, имеющих более длинную историю, к веру-ющим относились внимательнее, а Гродин жил всего-навсего чуть более полувека. Его выстроили вместе с химическим за-водом и для химического завода, размещённого неподалёку от старинной казачьей станицы Малые Грязнушки. Город посте-пенно поглотил станицу, а станичная каменная церковь, пре-терпев в 90-е серьёзный ребрендинг, превратилась в Храм Успения Богородицы. Именно туда ходила Ира Китаева каж-дое воскресенье, всю свою жизнь.
Вера давала Ире самое главное: понимание важности всякого события. Разуму, который наполняет собой Вселен-ную, есть дело до судьбы всех живущих, это утешало осозна-нием своей причастности к замыслу Бога. Смерть мамы и Ви-талика – не случайны. Нет смысла спрашивать, почему мне выпало такое. Ты же знаешь: Бог всегда забирает лучших и испытывает избранных.
Иру не тяготила длинная дорога к храму, ей сопутство-вали лучшие воспоминания детства: как по воскресеньям они с мамой ходили «к Богу», попросить о хорошем. А мама у Иры была необыкновенной.
Лида Китаева считала себя избранной, и без смущения носила свой горб на узкой спине. Она обладала изумительным характером: умела прощать, не просила многого, легко отно-силась к любым трудностям, понимая, что самое плохое в её жизни уже произошло.
Об отце Ира ничего не знала. Мама говорила, что она мечтала о доченьке, и Бог ей дал дочь. Вот и всё. Только после смерти мамы её подруга тётя Света рассказала, что у Лиды был мужчина, но жить с горбуньей не захотел. А Лида удерживать его не стала, и даже о своей беременности не рассказала.
Мама умерла три года назад от пневмонии.
В память о маме Ира пыталась относиться к жизни со-гласно маминым принципам. Кое в чём это удавалось – например, в отношении к работе: пусть зарплата у учителя смешная, в учительской ссорятся из-за дополнительных ста-вок, ученики с каждым годом становятся всё менее интерес-ными, начальство давит – не надо падать духом. Учитель – это призвание, а не способ заработать. Ира была учителем истории по осознанному выбору: ей нравилась история и как школьная дисциплина, и как наука. Историк знает – всё уже было: крахи империй, концы света, жулики на престолах, гении в канда-лах. Ничто не меняется, но всё становится другим.
Ещё больше радовалась Ира ежедневной возможности заражать своим интересом детей. Она умела находить в толпе маленьких людей с пустыми глазами тех, кто её слышал. Об-наружив таких, учительница истории мастерски раздувала ис-кру любопытства в пожар страсти к познанию. Таков был дар Иры. А в остальном Ирина Геннадьевна считалась в школе су-харём. Ей были свойственны сдержанная манера поведения, скупые жесты, редкая улыбка, и редкий, но хлёсткий сарказм.

Вокруг расцветало утро. За ночь изморозь обметала чёрные голые ветви деревьев остреньким кружевом. Небо ра-довало чистым голубым цветом, а в нём кружилась огромная галдящая стая больших птиц.
Сегодня Ире предстоял особый день. Сейчас она отсто-ит заутреню, а потом съездит на кладбище к Виталику. Холод-но, конечно, а в чистом поле, где хоронили гродинских по-койников, вообще ветер свищет. Но Иру ветром не испугать. Она никогда не отступалась от большого дела из-за малого не-удобства.
Возле храма уже стояли старушки, обёрнутые в несу-светные тряпки. Завидев знакомую стройную фигуру, поби-рушки бросились вперёд. Несмотря на собственное бедствен-ное положение, Ира всегда подавала хорошо.
Службу вёл уважаемый Ирой священник – отец Сер-гий. Строгий и статный, с ухоженной тёмно-русой бородкой и яркими карими глазами, он вряд ли знал о том, что многие гродинские невесты не отказались бы стать матушками при таком батюшке. Только отец Сергий семью не планировал.
В последние несколько лет отец Сергий стал для Иры не только исповедником, но и другом – не близким, но тем, к кому идёшь в самые страшные минуты своего существования. Одному ему она доверила давнюю мечту – стать монахиней, и получила отрезвляющий совет не торопиться: дар души, при-носимой Богу, должен быть чист и отшлифован, как брилли-ант. Иру очень тронуло, что этот суровый человек посвятил её в собственные сомнения: он и сам мечтает уйти от мира, но только после того, как победит грех гордыни, что пока не уда-ётся.
Выслушав наставника, Ира согласилась с ним, и с тех пор постоянно работала над даром своей души – снова, и сно-ва, и снова.
Отец Сергий вёл самые лучшие службы из всех, на ко-торых Ира когда-либо присутствовала, но сегодня она не могла сосредоточиться на его словах. Она жаждала отпустить от себя Виталия раз и навсегда, и – не могла. Как тоскливо без него, как одиноко! За что она должна страдать? Следом встрепену-лись непрошенные воспоминания – о том, как хорошо было вместе, и вот тогда Ира покинула храм: не место в церкви та-ким мыслям!
Она вышла во двор. Солнце поднялось над домами, стали таять и осыпаться льдинки с веток пирамидальных топо-лей, растущих за оградой церкви.
«Боже, Боже! Что со мной?».
И вдруг будто бы ураган ворвался в голову – мысли го-нимые, глупые заполонили сознание. Виталик, быстрый, весё-лый, идёт через двор дома. Она видит его с балкона и чувству-ет жар своего тела. Виталик входит в квартиру, она увлекает его на кухню, чтобы мать не услышала… В тесной одноком-натной квартире Иркиной мамы влюблённым нет места, но у Виталика есть машина, старенький отцовский «Москвич». Ира помнит колючие чехлы сидений, раздражающие кожу на спине, она помнит движения ловкого тела, смех, стон, шёпот, слова любви…
А это ты помнишь – его тело в морге? Тогда, после аварии. Кровь смыли, но лицо умершего (умершего, ты поня-ла?) искажено. Он задохнулся в дыму. Кожа покрыта язвами ожогов, волосы выгорели, руки обожжены, ногти сломаны! Умирая, он пытался открыть заклинившую дверцу «Москви-ча». Того самого, у которого такие колючие чехлы на сидени-ях.
Мама, Виталий, и нерождённые по причине незачатия дети – вот семья Иры! Призраки, призраки, призраки!
Она села на лавку, стоявшую возле ларька, где торго-вали свечками и иконками.
Неожиданно чья-то плотная тень закрыла солнце. Ира подняла голову и увидела незнакомого мужчину.
– Вам плохо?
– Нет. Всё в порядке…
Глаза привыкли к утреннему солнцу, и лицо доброго самаритянина проявилось в тени: очень русское лицо, орга-нично вписанное в пейзаж храма. Молодой, худощавый, в распахнутом пальто.
Ира встала со скамьи, направилась в сторону церкви. Незнакомец последовал за ней.
После службы Ира поехала на кладбище, а вернувшись домой, принялась готовиться к завтрашним урокам.

После годовщины смерти Виталия пролетела неделя. Ира ходила на работу и в одиночестве проводила вечера, не испытывая никакого дискомфорта. Если и жалела об отсут-ствии общения в жизни, то только о потере связей со своими институтскими подругами. Не было больше Пятерых.
Они собирались вместе за эти годы, и не раз. В жизни Иры – по печальным датам: похороны мамы, похороны Вита-лика, годовщины их смертей. Дни рождения Ира больше не справляла: подруги звонили, поздравляли, но приходить не приходили. Ира успела перепортить отношения со всеми.
С Гелей – из-за её озлобленности против всех и вся.
С Соней – из-за её причастности к клану менял, из-гнанных Христом из Храма.
Со Светой – по поводу её брака, который был убогой пародией на семью.
С Наташей – из-за её легкомысленности, доходящей до цинизма.
– Все вы – попугайчики, – как-то сказала подругам Ира. – Порхаете по веткам, чирикаете, а за душой – ничего!
Конечно, девчонки обиделись, но если бы обиженные немного призадумались, они бы поняли, что Ира говорит так не из гордыни, а от боли. На самом деле Ира имела в виду: «Вам всем повезло, по сравнению со мной, и вы не можете понять, насколько мне нужна вера!».
Отсутствие дружеской поддержки сначала ощущалось остро, до слёз. С годами тоска по подругам ослабевала, а по-том и вовсе прошла.
«Позвоню кому-нибудь! – часто думала Ира. – Ну, хоть и Светке!».
Отчего-то откладывала, поджидая подходящий душев-ный настрой, а после не оказывалось времени или слишком уставала на работе… И ещё думалось: а что я скажу? Где была, что видела? Светка разъезжает по заграницам, у неё жизнь ки-пит ключом, а я? Рассказать нечего, а плакаться стыдно.
Находились причины не звонить и остальным.

В воскресенье Ира опоздала к началу службы. Шёл Ве-ликий пост. Как всегда, больше всех в толпе оказалось жен-щин с городских окраин. Усталые лица, изношенная одежда и искренность поклонов этих прихожанок вызывали в душе Иры жалость. Вот так живут люди, и не метят выше, не стремятся изменить свою судьбу, не ждут счастливого часа… Молятся о простом: чтобы дети не болели и муж не пил! Это лучшие из христиан, казалось Ире, они принимают волю Бога безропот-но, не ожидая награды в земном существовании.
Ира имела нескромную привычку тайком разглядывать собравшихся в церкви и придумывать каждому личную исто-рию. Ира огляделась: вокруг немало и молодёжи, и местных буржуа, и детей, но она обратила внимание только на одно лицо: молодой мужчина, занявший место возле иконы Святого Иоанна Предтечи. Трепещущий отблеск свечей золотил русую бородку и отражался в тёмных глазах. Тонкость исхудалого лица удивляла: высокий лоб с морщинкой между неопреде-лённого рисунка бровями, удлинённый иконописный нос с чуткими изящными ноздрями, тонкогубый рот молчуна. Но главное – выражение лица! Оно свидетельствовало о скорби и покаянии, вере и надежде. Казалось, он много пережил, гре-шил и мучился, но теперь видит выход, видит свет, исходя-щий свыше, и следует ему, и молится о прощении своих гре-хов.
Ира подошла поставить свечу. Мужчина поднял руку, чтобы перекреститься, и толкнул её. Глянул на Иру удивлён-но, будто думал, что находится в церкви один, тихо извинил-ся. Голос показался знакомым – это же тот самый человек, что неделю назад беспокоился, не плохо ли ей!
Минуту спустя забыла о нём, поглощённая своими мыслями.
– На тебя, Господи, уповаю, – шептала она. – Да не по-стыжусь вовек; по правде твоей избавь меня. Преклони ко мне ухо Твоё, поспеши избавить меня. Будь мне каменною твер-дынею, домом прибежища, чтобы спасти меня…
Поставив свечку и перекрестив лоб, Ира направилась к выходу. Нога запнулась обо что-то плотное. На полу лежал мужской бумажник из недорогих.
Церковь к этому времени почти опустела. Выйдя во двор, Ира огляделась, и только потом, опомнившись, оберну-лась на золотившийся в сером небе крест, осенила себя и по-клонилась.
Уже на улице Ира открыла кожаную книжицу без страниц в поисках сведений о владельце. В одном из кармаш-ков лежал троллейбусный билет с запиской: «Гагарина 84, кв. 2». Наверное, надо бы съездить туда – вряд ли это адрес вла-дельца бумажника, но, может, на Гагарина живут его знако-мые? Тогда она оставила бы кошелёк им – пусть передадут.
Вздохнув – хотелось есть, и кружилась голова – Ира отправилась на остановку.

Дверь квартиры номер два по Гагарина 84 оказалась старой и обшарпанной. Нажав на кнопку звонка, Ира услыша-ла его трель и бодрые шаги.
– Здравствуйте, – торопливо сказала она в приоткрыв-шуюся тёмную дверную щель.
– Здравствуйте, – ответил знакомый голос. Дверь не-много отползла, открыв худощавую фигуру хозяина.
– В храме я бумажник нашла, а в нём ваш адрес…
Она протянула ему находку.
– Это мой, спасибо.
– А зачем вы адрес внутри оставили?
– Да я к другу ездил, а он дверь не открывал. Я стал писать свой адрес, а друг пришёл из магазина. И я случайно сунул билет в бумажник. Входите!
Ира заколебалась.
– Ну, хоть чаем вас угощу! Вы же устали по городу ме-таться!
– Вообще-то, да, устала. Но поеду домой…
– Пожалуйста!
Незнакомец беззащитно улыбался, будто боялся отказа.
– Ладно…
Через тёмный коридорчик она прошла в единственную комнату и удивилась её запущенности: ободранные обои, вы-битый паркет, видавшая виды мебель из шестидесятых.
– Садитесь, я сейчас принесу чай! У меня тут… Сами видите… Продаю квартиру…
Он исчез в коридоре и через минуту вернулся с паря-щим чайником и жестяным подносиком, на котором поместил-ся нехитрый набор для русской чайной церемонии: две кружки в красный горошек, сахарница и вазочка с печеньем. Ира сама покупала такое печенье, и поэтому прекрасно знала: оно самое дешёвое.
Её новый знакомый сел за стол напротив Иры, залил кипятком чайные пакетики и поднял глаза. Ире показалось, что хозяин волнуется.
– Меня зовут Виталий.
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Ира выро-нила ложечку, которой размешивала в кружке чай.
– Что с вами? Вам плохо?
– Нет, нет…
Пряча взгляд, сделала вид, будто смотрит в окно, и увидела на подоконнике толстую книгу в коричневом пере-плёте.
– Вы читаете Библию?
– Да. Вы ведь тоже в церковь ходите?
– Хожу, иначе бы ваш бумажник не нашла.
– И тоже Библию читаете?
– Только для души.
Ира смутилась: как ещё читать Библию, если не для души?!
– Я тоже начал. Сначала трудно было, но сейчас втя-нулся. Только вот Ветхий Завет так и не осилил…
Машинально следуя профессиональной привычке, Ира сказала:
– Немного терпения – и всё получится. Я тоже вначале с трудом продиралась. А потом решила в первую очередь ин-тересное прочитать: Евангелия, Песню песней, Екклесиаста и Откровение Иоанна…
– Я его тоже прочитал! Вот это мне понравилось! «… достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и пре-мудрость, и крепость, и честь, и славу, и благословение...».
Виталий произнёс эти слова, столь знакомые Ире, быстро, чуть нараспев. Вышло по-настоящему, просто и даже красиво.
– Да вы – знаток!
– Ветхий Завет дочитаю и буду знатоком!
Он улыбнулся. Сначала глазами – не отрывая взгляда от лица Иры, а когда она улыбнулась – и губами.
Ира смутилась и заговорила, чтобы скрыть это:
– А я больше притчи Соломона люблю: «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль...».
– Красиво. И правдиво…
Они помолчали.
– Спасибо за чай, – Ира поднялась. – Мне пора.
– Вам спасибо!
Они вышли в коридор, Ира стала одеваться, застёги-ваться, а Виталий просто стоял, опустив руки. Он не подал ей пальто, не попытался поухаживать за ней. В этом человеке во-обще не было провинциальной галантности – назойливой по-пытки убедить женщину в её неспособности самостоятельно одеться и выйти из транспорта, да ещё и с непременной оби-дой, если дама не визжит от счастья, принимая ненужную по-мощь.
Всю дорогу домой Ира думала о Виталии. Ей показа-лось, что, несмотря на правильную речь, он – из среды мало-образованной. На его руках темнели застарелые мозоли, он су-тулился за столом, громко прихлёбывал чай, и одежда сидела мешковато. Скорее всего, парень относится к типу самород-ков, людей, которые чувствуют своё предназначение и идут к нему даже через непреодолимое. И ещё: Виталий человек с прошлым.
Почему он прочитал именно эти строки из Иоанна, про агнца закланного?

Снова завертелась карусель дней.
Про нового знакомого Ира не вспоминала. Всё-таки, как ни крути, а он – молодой мужчина. Это ли ей сейчас надо, когда она решилась уйти из мира?
На воскресной службе она увидела Виталия снова, от-метив про себя невероятную бледность его лица. Неожиданно он схватился за грудь и быстро направился к выходу.
Ира, ощутив смутную тревогу, пошла следом.
Виталий почти выбежал из ворот церкви, прошёл не-много по улице и вдруг, согнувшись пополам, закашлялся. Приступ сотрясал всё его тело. Словно слепой, не разгибаясь, он нащупал церковную ограду и опустился возле на корточки. Ира слышала, как воздух со свистом втягивался в лёгкие Ви-талия. Белый платок, который он прижал к губам, стал крас-ным.
Боже, да это же туберкулёз! Инстинкт подсказал: дер-жись подальше! И именно эта, недостойная христианки, мысль заставила Иру склониться над больным.
– Виталий, вам помочь?
Пытаясь сдерживать кашель, он поднял на неё полные слёз глаза и помотал головой.
– Я отвезу вас домой. Нет, лучше вызвать «скорую»!
– Нет. Сейчас… Пройдёт…
– Может, нужно лекарство?
Он отмахнулся от вопросов Иры и, низко опустив го-лову, снова страшно закашлялся. Постарался восстановить ды-хание. Вдруг резко сплюнул багровым сгустком на запорошён-ную снегом кромку асфальта. Ира невольно вскрикнула, вы-хватила свой носовой платок из кармана и бросилась – выти-рать губы, поддерживать, спасать и помогать.
– Домой… – проговорил больной, принимая заботу Иры.
Он вдруг ослаб и всё ниже оседал в её руках.
– Сейчас поймаю такси!
Она пристроила Виталия у ограды, а сама бросилась к проезжей части.
В машине Виталий почти не кашлял, а только тяжело дышал, откинувшись на спинку сидения. Ира беспокойно по-глядывала на больного, опасаясь, что у него, как у «дамы с ка-мелиями», пойдёт горлом кровь. Однако ничего такого не про-изошло.
Она отметила про себя естественность, с которой Ви-талий принял её помощь. Как больное беспомощное животное, вверяющее себя в руки хозяина – с молчаливым пониманием необходимости.
В такси оба молчали, Виталий только достал уже зна-комый Ире бумажник и протянул ей пятьдесят рублей. Когда машина остановилась у подъезда дома, Ира расплатилась, и они вышли.
– Дальше вы сами?.. – полуутвердительно спросила она.
– А… – он помялся, но решился предложить: – Зайдите ко мне, пожалуйста!
Отказать тяжело больному человеку Ира не могла.
– Ну, хорошо.
– Спасибо!
Его глаза засмеялись, он поймал лучик её улыбки и улыбнулся в ответ. Тут же, вдохнув холодного воздуха, рас-кашлялся снова. Ира всплеснула руками и потащила Виталия к подъезду.
Дома Виталий принял какие-то лекарства, согрелся, за-дышал ровнее. Ира снова пила с ним чай, поддерживая неваж-ный разговор. Про себя Ира гадала: сколько ему лет? Что делал в прежние годы? Чем сейчас занимается?
– Вы один живёте?
– Да, я сирота.
– Я тоже. Работаете?
– Да. На заводе. Я по металлу…
– Любите свою работу? – в Ире всегда сидел педагог и никогда долго не молчал.
– Люблю? – с недоумением переспросил Виталий. – Работа как работа. Я один совсем остался, мне работать надо, иначе есть нечего будет.
– А я люблю свою работу. Я учитель в школе.
– Почему-то я так и подумал.
– На лбу написано?
Виталий кивнул, и оба рассмеялись. Потом, как туча находит на солнце – повисло пустое молчание. Хозяин квар-тиры, насупившись, опустил глаза, Ира тоже ощутила нелов-кость: может, пора уходить? Но оказалось – другое. Виталий помолчал немного, бессмысленно болтая ложечкой в чашке с чаем, и стал говорить совсем иным тоном:
– Вы, наверно, думаете: чего он ко мне пристал, да?
Ира изобразила на лице вежливое «что вы, что вы!».
– Но не можете же вы просто общаться с человеком, не зная, кто он и что? Ведь не можете!
Ира пожала плечами.
– Мне показалось… извините, что я вот так прямо руб-лю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы – добрый человек, вы в Бога верите, и ещё есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это, как бы выразить? Нестяжательство, отрешённость… Вы видите во мне не нанос-ное, а то, что я от всех прячу.
– Я не хотела лезть вам в душу.
– Ну, вот… – расстроился Виталий, – что-то не то ска-зал!
Ира решила не утешать его: для будущей монахини душевные разговоры наедине с молодым мужчиной могут пре-вратиться в испытание.
– Мне бы только не хотелось, чтобы вы плохо обо мне подумали… Ну, будто я пытаюсь, понимаете, к вам… при-стать…
Виталий покраснел, ссутулился, отвёл взгляд, что сде-лало его похожим на ребёнка.
– Я так не думаю, – сказала Ира. – Просто мне пора домой! Кстати, как вы себя чувствуете?
Она встала.
– Нормально, – Виталий тоже поднялся с места. – Я провожу вас?
– Нет, сидите дома. Лучше бы вам не выходить сего-дня.
Они попрощались в тёмном коридоре, и Ира вышла на улицу.
Весна брала своё: ещё прохладный воздух, напитанный запахами влажной земли, обладал волшебным ароматом. Солнце наполняло собой мир, делая его больше, просторнее, радостнее.
«Как всё в природе просто! – думалось Ире. – Вот, пе-режили зиму – и слава Богу! Теперь будем гнать почки и рас-крывать листья, плодоносить, выводить птенчиков, рожать ко-тят и щенят. Лишь бы нашлась еда и вода, а заморозков и злых людей не было!»

Ира приехала домой, переоделась в домашнее, достала свои книги. Надо поработать, пока светло. Через несколько минут Ира поняла, что никакая работа на ум не идёт. Хотелось поговорить, посмеяться, поделиться с кем-нибудь своей нехит-рой историей.
Ира придвинула телефон и набрала городской номер Светы. В мобильной связи Ира смысла не видела, потому и не пользовалась. Однако сейчас пожалела об этом, потому что трубку взял Ванечка Фирсов, Светкин муж. Он был обладате-лем изумительно глубокого, выразительного, сильного голоса, а также славился исключительной мерзотностью характера. Как милая и хорошая Светка Клюшкина попала в его лапы, Ира до сих пор не понимала. Не могла же польститься на его хорошенькое личико и папу-ректора! Светка не такая. Тем не менее, с реалиями не поспоришь: хочешь слышать подругу – поговори сначала с её мужем.
Скороговоркой представившись, Ира попросила Свету. Ванечка понёс трубку жене, по дороге прокомментировав зво-нок таким образом, чтобы Ира расслышала: «Твоя святоша звонит. С того света, наверное!».
– Привет, Ирка! Ты куда пропала?
У Светки тоже был очень красивый голос, только он вполне соответствовал красоте её души и тела. Ира считала, что её подруга – самая красивая женщина из всех, кого ей приходилось встречать в жизни.
– А ты? Ты куда пропала?
– Один – один!
Хрипловатый смех Светки разбудил память: их общее прошлое быстрой красочной змейкой промелькнуло в мыслях Иры и где-то спряталось.
– Как ты? – спросила Ира. – Как Маришка? Она ведь в Лондоне?
– Маришка звонит раз в неделю, – голос Светы по-тускнел. – Говорит, что скучает, хочет скорее приехать домой. Но каникулы будут только летом. Сейчас, на маленьких кани-кулах, поедет во Францию, Диснейленд. А в общем, всё нор-мально. Как ты?
– Я… Живу потихоньку, работаю… В школе всегда су-ета, сама понимаешь. На прошлой неделе была на кладбище у Виталия. Потом к маме поехала.
– Понятно… Сейчас, иду! – сказала Света в сторону.
Можно было не сомневаться, что Ване неприятен зво-нок нищей подруги жены, а Света слишком зависела от мужа, чтобы игнорировать его недовольство.
– Ты не можешь говорить?
– Да нет, всё в порядке, – быстро ответила Света, но Ира уже знала, что разговор окончен. Она попрощалась, хлоп-нула трубкой по рычагу старенького аппарата.
Разговаривать и делиться событиями своей жизни рас-хотелось. День прошёл за бездельем, тщательно замаскирован-ным под ежесекундную занятость.
Вечером Ира снова подумала о Виталии. О своём но-вом знакомом Виталии. Как он там? Ведь он болен! А вдруг ему хуже?
Если бы речь шла не о парне со стройной фигурой, иконописным лицом и милой улыбкой, а о какой-нибудь ста-рушенции, Ира бросилась бы помогать, не рассуждая. Ну, и какая она после этого христианка? Не помочь человеку только потому, что он молодой и симпатичный – это же сплошное ханжество! Надо быть выше.
Ира глянула на часы: половина седьмого.

Виталий распахнул дверь сразу после её звонка, будто ждал в прихожей. Увидев Иру, широко открыл глаза и спро-сил:
– Вы что-то забыли?
– Я беспокоюсь за вас.
Она уже перестроилась на миссионерский лад, забыв о робости и смущении.
– Ой! – сказал хозяин смущённо. – Да я ничего уже… Это утром… А сейчас…
– Вы впустите меня?
Виталий посторонился, и она вошла.
– У вас есть холодильник?
– Да, на кухне.
Ира прошла на кухню. Её дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холо-дильник «Москва» – ровесник оттепели 60-х, оббитая эмали-рованная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Всё это на фоне крашенных голубой краской панелей.
В холодильнике пахло затхлостью. На полках нашлись пакетики с китайской лапшой по четыре рубля, дешёвые кон-сервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это преду-смотрела!
Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгру-зила из неё пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ин-гредиенты для задуманного ею постного борща.
– Я не буду это есть в пост! – возмутился Виталий.
– Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулёз?
Ира прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, вы-сматривающий, попал ли он в цель. Виталий испуганно глянул на неё, понял, что разоблачён, и опустил голову.
– Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь.
– Я другого стесняюсь.
– Чего это?
– Сядьте хотя бы…
Ира села на табуретку у стола. Виталий сел напротив.
– Ну?
– А как вас зовут?
– Я не говорила? Ира меня зовут.
– Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда, всё хотите знать?
– Конечно!
– Я в тюрьме сидел, – произнёс он с вызовом. – Испу-гались? Да, я – урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулёзом, и там начал читать Библию.
Ира замерла на месте. За свои тридцать два года она ни разу не видела живого уголовника. Она понимала, что где-то кто-то ворует, убивает, насилует и совершает теракты, но все эти ужасы происходили на другой планете. Теперь перед ней сидел такой инопланетянин.
– Вы теперь уйдёте?
– Да я, вроде как, не могу…
Прислушавшись к себе, Ира услышала голос веры: это испытание!
– Если хотите, я всё расскажу.
– Что же, рассказывайте, а я займусь борщом.
«Господи, пусть он не будет убийцей или насильни-ком!», – взмолилась она.
– Я, Ира, в тюрьму за кражу попал. Да, я был вором, квартирным вором. Это стыдное прошлое, мне и вспоминать-то тошно. Моя мамка – совсем простая тётка – полы в больни-це мыла, выпивала по вечерам, папаш новых мне каждый день водила. Мы, уголовники, никогда не виноваты, – он хмыкнул. – Вы, Ира, нам не верьте! Слезу вышибать горазды! Вот и я всегда говорю, что у меня другого пути не было. Пацаны, у ко-го папки нормальные и мамаши не выпивали, со мной не во-дились – интересы у них другие! Секции там разные – футбол, лёгкая атлетика. А мне футбол этот по барабану был. Я с та-кими же дворовыми курил за забором стройки и девкам вслед свистел. Все мои интересы! Ну, анекдоты пошлые, ну, порт-вейн лет с четырнадцати. Потом картишки на бабки. А мне всегда везло в карты. Некоторые думали, что я мухлюю, толь-ко я не мухлевал. С одним кентом мы подрались за это. Я ему нос сломал, а его мамаша меня в колонию упекла на десять ме-сяцев. Там я друганами обзавёлся – закачаешься! Из колонии вышел крутым, как варёные яйца! – Виталий горько рассмеял-ся: – Эти-то друганы и научили меня, как от мамаши не зави-сеть и рубли не клянчить. Сначала на стрёме стоял, а уже по-том стали меня внутрь пускать. Только на девятой краже взя-ли.
– Гордитесь ловкостью?
– Горжусь в жизни только одним – что ума хватило за-вязать!
– И как же это случилось?
– Да как? Подумал я: вот откинусь, выйду, что дальше-то? Опять за старое? Потом – опять в тюрьму? Я видел там та-ких, они по десять ходок сделали. Старые хрычи, кому нужны? Кто их ждёт на воле? А мать уже хату свою пропила и помер-ла. Мне вообще идти было некуда. Эта вот квартира от деда досталась. От деда жены.
Ира не сдержала разочарования:
– Ты женат?
– Был женат… Она умерла.
– Ох, прости моё любопытство!
– Ничего, – Виталий смотрел в окно, в темноту двора. – Я женился сдуру, сразу после второй отсидки. Семью мне хотелось! А жена моя, царство ей небесное, шалава была пол-ная.
Шокированная в третий раз Ира покосилась на рас-сказчика.
– Она умерла, когда ребёнка рожала. Не моего. И ребё-нок умер. Так что, когда я в третий раз тюрьму попал, у меня была жена, а когда вышел – уже не было. А чуть позже дед её помер, и так уж вышло, что кроме меня, наследников не нашлось. Вот.
– А почему Библию читать стал?
– Душа запросила. К нам туда священник ходил. Мы не слушали его, ржали над ним. Он такой благостный был, кругленький. Шуточки наши терпел. Его и за рясу в тёмных углах хватали, и мочой полили разок… Извините, – опомнился он. – Я забыл, что с вами говорю. Вроде как сам с собой! Да… А потом как-то мы с ним разговорились. Раз, другой, и стало мне что-то открываться особенное, настоящее… Я потом кен-там сказал: кто тронет его – пасть порву!
Ира невольно рассмеялась, Виталий её поддержал.
– Кем ты был… Папаном?
Он расхохотался до слёз:
– Чего?.. Папаном? Пахан это называется!
– Да какая разница! – смеялась с ним Ира.
Успокоившись, Виталий продолжил:
– Нет, не был я паханом, конечно. Просто народ в тюрьме такой: если нет сопротивления – задолбят до смерти, а если силу показать – отстают постепенно.
– Борщ готов! – объявила Ира. – Мой руки и садись есть.
– Так быстро? Я думал, готовить – это долго!
– Ну, борщ-то постный! Лишь бы картошка сварилась. Бульон не готовится, капуста квашеная – поэтому быстро. А туберкулёз ты лечишь?
Вопрос был, как и все вопросы сегодня, бестактным.
– Я не лечусь… – помрачнел Виталий. – От болезни умереть – это не самоубийство.
– Виталий, что ты городишь? – Ира не заметила, что перешла на «ты». – С прошлым ты завязал, Бога в душу при-нял, живой, молодой, всё впереди! Зачем юродствовать? Всё будет хорошо! Чего тебе не хватает? Шику воровского?
– Да нет, глупости это всё… Всё так, как ты сказала. Только… Я один совсем! Прости, что напрямую говорю, вроде как жалости прошу, только это – правда! Теперь я на жизнь по-другому смотрю, всё мне кажется иным. Вот, когда про же-ну узнал, думал: хорошо, что сама сдохла, а то бы убил! Но сейчас – простил бы её, и даже ребёнку обрадовался бы. Вот у тебя, небось, семья, ты и не знаешь!..
– Ошибаешься. Я совсем одна. Хочу постриг принять.
Последнее Ира ещё никому, кроме отца Сергия, не до-веряла. Виталий, перестав жевать, смотрел на Иру. Она читала в этом взгляде восхищение и нечто вроде зависти.
Ира налила борщ в тарелку, положила сметану: Вита-лию необходимо получать больше калорий, для борьбы с бо-лезнью.
– Ладно, поздно уже, пойду я.
– Спасибо вам и за борщ, и за разговор.
Виталий предложил было проводить гостью, но она от-казалась, снова сославшись на состояние его здоровья.
На прощание Виталий сказал:
– В следующее воскресенье встретимся в церкви, да?
– Да, у тебя телефон есть?
– Нет.
– Ладно, запиши мой номер, вдруг что-нибудь понадо-бится!
Ира вышла на улицу. Ну что же это такое пахнет вече-рами весенними? Ещё ничего не цветёт, ещё только снег со-шёл, а воздух – будто молодое вино!

На неделе Виталий не позвонил, но Ира и не ждала. Она действительно дала свой номер только на крайний случай. Если бы он всё-таки позвонил и стал болтать о ерунде, Иру это неприятно удивило бы.
В воскресенье утром снова похолодало и выпал снег. Несмотря на его пушистую трогательную белизну, он никого не обрадовал – всем хотелось тепла.
В церковь Ира прибежала замёрзшая, румяная и ожив-лённая. Виталий уже был там. Они сдержанно поздоровались и всю службу молча стояли рядом, но Ира постаралась держаться так, чтобы отец Сергий не догадался о её новом знакомстве.
Виталий снова выглядел нехорошо, и глаза его каза-лись больными, но не кашлял, дышал ровно. Прислушиваясь к его дыханию, Ира пропустила всю службу.
После причастия, а это в православном каноне меро-приятие не быстрое, усталые, они вышли на воздух.
– Хотите есть? – спросил Виталий. – Хочу угостить вас постной выпечкой. У нас на заводе в столовке одна повариха готовит булочки для постящихся. Вкусные!
– Булочки? Ужасно хочу!
К дому Виталия отправились пешком. Теперь они ощущали себя на порядок ближе друг к другу: в реке диалогов обнаружились холодные и тёплые течения, подводные камни, водовороты и водопады. Говорить хотелось бесконечно.
– Ира, а у тебя много друзей?
– Было много, – ей не хотелось вспоминать грустное. – Теперь почти не общаемся. А что?
– Нет, ничего. Только попросить хотел…
– Что?
– Не говори обо мне никому, ладно? У меня такое прошлое, что самому с собой общаться противно. Обещаешь?
Представить себе, с кем бы она могла обсудить свои отношения с бывшим вором и туберкулёзником, Ира не смог-ла. Даже отцу Сергию не доверилась бы – он решит, что она легкомысленная финтифлюшка, мающаяся дурью: в монастырь или на свидание?
– Хорошо, если так хочешь.
– Спасибо.

Они старались видеться как можно чаще. В понедель-ник вместе ужинали, снова у Виталия. Во вторник он взял от-гул, а у Иры был всего один урок, и после него они поехали на кладбище. Ира проведала своих, а Виталий показал неухожен-ные могилы матери, жены и её ребёнка. Ира решила про себя, что как только потеплеет, она наведёт здесь порядок.
После кладбища зашли в церковь, поставили свечи, от-стояли службу и снова ужинали у Виталия. После ужина Ира уехала домой, а Виталий её провожал.
В среду Ира задержалась на классном собрании. Вече-ром позвонил Виталий, и они говорили до тех пор, пока у него не кончились деньги на таксофон.
Всего за несколько дней жизнь Иры круто перемени-лась: у неё появился Виталий. За самое короткое время он су-мел проникнуть в её мир настолько глубоко, что без него не мыслился ни один шаг. При этом их чувства ещё не переросли дружбу, о взаимном влечении они молчали.
В четверг вдруг резко потеплело, подул редкий для Гродина южный ветер и разогнал облака. После уроков Ира увидела Виталия на остановке: оказывается, он ждал её, чтобы пригласить погулять. Вечер был чудесный, и она, не скрывая радости, согласилась пройтись.
Разговор снова зашёл о работе. Виталий рассказал, что устаёт после смены страшно.
– Тяжело всё-таки! – жаловался он. – Думаю, я не спо-собен к такой напряжёнке.
– А к чему ты способен? Везде работать надо, чтобы чего-нибудь добиться!
– Если бы я смог в своё время поступить в институт, – мечтательно, совсем без обиды ответил Виталий, – я бы по-ступил на гуманитарный факультет. Ну, вот где ты училась?
– На историческом.
– Вот! И я бы там учился! Я люблю историю. Романы исторические люблю, фильмы про всё такое, древнее. Про ры-царей и турниры.
– Средние века – необыкновенно интересное время. Сколько поучительных уроков человечеству!..
– Да? – Он стал похож на её учеников – такой же гал-чонок с открытым клювом, в который она положит червячка знания. – А чего там тебе интересно?
– Да вот хоть религия. Мне интересно было в своё время, почему у нас, в России, церковь не превратилась в та-кого же спрута, как в Европе.
– И как, выяснила, почему?
– Мне кажется, да.
– А что ты читала?
Ире так нравился разговор, что она не заметила, как переменился тон собеседника.
– Я читала всякие исследования учёных, монографии, обращалась к источникам. Буллы папские, письма тех времён, «Молот ведьм»…
– Что это?
– Это, как бы сказать, учебник для инквизиторов. Мы в институте даже шабаш на Вальпургиеву ночь организовали…
– Смотри, – перебил её Виталий, указывая на небо. – Луна такая яркая! Неужели завтра похолодает опять?..

0 комментариев

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.