Описание
Когда профессор технического института (кличка «Док») узнал о начале преследования евреев («Дело врачей») и понял, что эта очередная акция выльется в массовые репрессии против еврейского народа, то решил, что избежать трагедии можно только опережающим действием по нейтрализации инициатора всех репрессий – Сталина. У Дока было очень мало времени на разработку плана, не было людей и средств, но опасность общей гибели сплотила евреев не только города, а, как оказалось, и всей страны, и сделала их народ главным героем операции в борьбе за Свободу от страха, за спасение всех советских людей. В качестве средства для ликвидации генсека было выбрано физическое воздействие на его психические установки массово и публично, что и вызвало у него инсульт и, само собой, гибель.Приобрести книгу: https://www.litres.ru/uriy-evstafev/versiya/
Характеристики
| Отрывок |
ВЕРСИЯ (Политическое фэнтези) Герберт Уэллс, английский писатель-фантаст, известный нам по книгам «Человек-невидимка», «Война миров», «Машина времени» и автор ещё сорока романов и множества рассказов, очерков, эссе и огромной публицистики, нам неизвестных, имел аудиенции у В.Ленина (1920 г.) и И.Сталина (1934 г.). После беседы с В.Лениным написал эссе — «Россия во мгле». В российской мгле он ощущал вонь, но не догадывался, откуда она, и не подозревал, насколько эта мгла густа и обширна. Мы тоже ощущали, но догадываться не хотели. Потом привыкли к постоянному амбре и до сих пор не замечаем. Сначала я хотел назвать свою книгу «Россия в дерьме» — слегка в рифму Уэллсу и стопроцентно отражая суть дела. Сами чувствуете, что рифму можно было бы усилить, применив другое слово, Но, подчиняясь правилам приличий, предлагаю сохранить этот черновик в качестве внутреннего, незабываемого, в мозгу сидящего, как заноза, а на обложку вынести, скажем, слово «Версия» — название точно не оригинальное, что-то из Юлиановских кирпичей. Но я был бы рад стоять на нижней ступеньке одной с ним лестницы. Потому что: Вы когда-нибудь начинали писать книгу? Первую? А вам в это время стукнуло 80 лет? Поверьте, очень трудно сдвинуться с места. Всё есть — идея, сюжет, персонажи, завязка, результат, информация, грамотность, начитанность — но никак этот багаж не превращается в мысли, которые можно перепечатывать, как с листа. Книга, и как я её … Я предполагаю — для того, чтобы получилась книга, надо каждую удачную фразу в ней окружить сотней удобоваримых слов для создания желаемой толщины книги, за которую люди будут платить тебе свои заработанные потом деньги. Даже последние деньги. Даже занятые у других. Чтобы только купить твою книгу. Несмотря на Интернет и его доступность. Э? Где взять такие слова? Ни на какое сравнение моего «творчества» с плодами рук, давно набившими мозоли, я совершенно не претендую. Достаточно, если буду числиться в обозе какой-нибудь 128-й дивизии дилетантов. Что у меня в первой строчке? Первая книга, 80 лет. Значит вторая будет уже с того света — мемуары или дневники. Но, может, и роман. Там ведь тоже не ледышки живут — черти, ангелы. А сколько нашего брата — грешников? Эмоций хоть отбавляй. Поэтому я решил писать в таком жанре, чтобы к нему нельзя было придраться ни с какой критической позиции. В таком, чтобы уважающие себя ревизионеры посчитали бы зазорным откликаться на моё творение. (Что само по себе уже реклама!). То, что у меня получилось, я отнёс к жанру исторической альтернативы, и это безошибочно. Если же рассматривать все коллизии сюжета, то определение жанра надо понимать в моём случае так, как говорят про наши дороги — как направление: политический криминал с историко-фантасмагорическим проездом в лёгком облаке неформальностей и шиза, с явно преждевременным хэппи-эндом. Где-то вот так, но не точно и не окончательно. Ну и плюс ещё, естественно, совсем мизерные отсылки к биографии автора — только для оживления и правдоподобия событий. Я понимаю, что у всех желающих заработать (кто славу, кто деньги, а кто и пулю?) на поприще (слово-то какое корявое) писания, или, вернее, записания (записывания) своих единственно уникальных (конечно, во всей Вселенной) мыслей неизбежно появление диареи (расстройства пищеварения) при виде стены из бумажных булыжников высотой до Луны, уложенных в основном в прошлом веке ещё живущими коллегами, (Эк меня заносит!). Ладно, авось признают. Ну, и последнее оправдание: моё желание! Всю жизнь хотелось вылить свою ложку горячего дёгтя на лакированный портрет Вождя и Учителя! Я бы и не брался за это неподъёмное дело. Прекрасно представляю, что будущее моего текста весьма проблематично. Читатели очень уж однобоко настроены. Хуже того: они вообще ничего не хотят читать! Заработать на них мне точно не удастся. Кульминация сюжета, правда, должна задеть большую, упрямо молящуюся секту с руководящим бункером в нашей стране и сектантами, рассыпанными по всему миру. Но от них, кроме кирпича с крыши, ждать нечего. Мне, человеку, прожившему жизнь в тени и на малые средства, ни слава, ни деньги просто уже не нужны. Хотя насчёт денег вопрос открытый. Однако, несмотря на непреходяще постоянное их отсутствие, я остался, скорее, добрым человеком, чем равнодушным. Представьте, за все длинные годы я не убил ни одного подлеца, хотя был в ситуациях, и даже с оружием. Более того — и что особенно убедительно — я не нажил зла, потому что никогда не был бит. То есть, у людей не возникало такого желания. В молодости, конечно, пробовали. Но только по одному разу. Через много лет после тех нескольких случаев я понял, что был наделён от природы умением проводить приёмы айкидо (по-русски значит «ай, куда меня кидают?»). Согласитесь, заграница в наши дни во многом помогает нам сформулироваться, и, слава богу, делает это звучно и красиво. Например, игровой салон называется «Кассандра»! Приятно. Хотя и страшновато. Так вот, это неравнодушие добра и есть главная моя движущая сила. Я просто не могу не поделиться с человечеством своей идеей и единственный видимый путь — через книгу. Хотя, наверное, есть и невидимые пути. По рождению, образованию, и трудовым навыкам я — изобретатель. Отсюда понятно, что идея у меня не одна. Но только эта, которую я хочу подарить, показалась мне очень своевременной, хотя основное событие книги стало уже меркнуть в пыли пройденных лет. Возможно, я смогу и другие идеи использовать. «К месту», так сказать. Если найду такие «места». Как трудно начинающим поэтам! Ха! Теперь вижу, что прозаикам труднее. Поэтом я был и стал. Просто давно не пишу. Повороты жизни всегда для меня важнее, чем описание её по правилам. Хотя бы и самим собой заданным. Прозу я тоже не избегал. И давно понял, что она должна звучать, как очень хорошие стихи. То есть каждое предложение должно быть «обсосано», как японское хайку. В отличие от стихов, в которых трёхметровые кружева скрывают иголочку. Для этого нужно бесстыдное одиночество. Я же всегда не один. Даже когда один. Вступление затянулось. А что, если это мой стиль? Терпите, дорогие, вы же заплатили. И стиль. Не знаю, присущ ли стиль человеку генетически, как характер, или это вещь рукотворная? Как его выбрать? Чтобы он соответствовал теме? Или моему настроению? Да ведь каждый день оно разное. Или как-то ухитриться угадать настроение читателя и подыграть ему? Пробные читки показали, что хорошо воспринимает книгу на слух аудитория людей читающих, после двух-трёх рюмок любимого напитка, с разбуженной по случаю памятью и желанием тряхнуть эрудицией. Я убеждён также, что на формирование стиля произведения большое влияние оказывают все факторы прошлой, дописательской, жизни. Отступление по этому поводу Мне, например, нравится язык, звучавший вокруг меня в детстве и юности — как не назвать его родным? Я, в конце концов, стал говорить на нём почище аборигенов! Это южнорусский язык, язык хохлов — вы уж меня простите, хохлы, я вас люблю, а из песни слова не выкинешь. Этот язык, как специя, привносит в текст хорошую долю оптимизма. Хохляцкий язык — это не украинська мова, как думают многие москали, но это и не русский язык, как думают все украинцы. Честно надо сказать — хохлы не понимают чистый украинский, сохранившийся у сорочинских старух, а тем паче у западных родственников, скорость речи у которых напоминает стрельбу из счетверённого зенитного автомата (так же быстро и так же громко). С другой стороны, русский для них — второй родной язык, тем более что почти все хохлы живут в России и никто не собирается придумывать для них особую хохляцкую грамматику, а после окончания школы русский становится для хохлов первым. Детей своих они рожают на русском языке. Применение хохляцкого языка безоговорочно зависит от образования — девушки после десятилетки уже и стесняются на нём говорить, и родителей стыдить начинают, парни же отвыкают от этого национального сленга только в высших учебных заведениях. Такая медлительность у мужчин, похоже, генетически украинская. К чему я всё это? Если вы заметили — заголовки моих главок написаны с претензией на «мову». Но это остатки «хохляцкого», которым я заразился, прожив среди них детство. Зараза эта неискоренимая, но и ценная, я вам скажу. Она частенько позволяет поднять настроение в смутном коллективе, когда очевидные фигуры речи выразишь вдруг на этом эстрадном языке, как Тарапунька. Отсутствие же грамматики позволяет применять его самым удивительным образом как в оборотах, так и в придумывании новых слов. Тут уж никакой украинец тебя не поймёт, до русских же доходит через несколько секунд, и смех обеспечен, а значит, и настроение. И ещё это к тому, что события, которые я, может быть, успею и сумею описать, произошли в городе («мисте») незабываемом, славном и известном, лежащем как бы в подбрюшье Украины, на самой её границе с Турцией. И хотя Украина вроде бы со всех сторон, однако язык в городе своеобразный. Очень забавный язык. Этакая художественная смесь русского, еврейского, хохляцкого и украинского. Влияние еврейского и хохляцкого сильно упростило грамматику русского и украинского и сделало его лёгким для употребления и возбуждающим положительные эмоции. Эти удивительные качества городского языка, окружившего моих героев, как только они очутились волею судьбы в одной комнате, ставшей для них домом на целых два месяца, не только поддержали дух в мужчинах перед лицом последних испытаний и тягостями детских воспоминаний, но и придали их мыслям некий эйфорический полёт. Что и проявилось вскорости в главном поступке их жизни. И вот в этом чудном граде, для его украшения и придания его духовному облику ещё одной загадочной грани, какие-то архитекторы быстренько соорудили в парке Перемоги очень серьёзный памятник, к недовольству фотолюбителей не входящий полностью в кадр. К вашему сведению, название парка (Парк Перемоги), в переводе с украинского на русский значит: Парк Победы. Поэтому памятник я назвал для себя: Знак Свободы Установленный вовсе не в честь Перемоги — свободы-то она никому не принесла, так как Победа над внешним врагом не приносит свободу народу-победителю. Но обязательно будит в нём осознание этого странного факта. На черногранитном обелиске высотой в сто метров были выбиты и прокрашены светящейся днём и ночью краской слова: «Освободителю от свободных». И больше ни слова. Какому-такому освободителю, кого он тут освобождал, от кого — было неясно. На ступенях основания никогда не было цветов или свечек — можно думать, что освободитель жив-здоров. Свидетельства о том, что свободные тоже живы, иногда появлялись в виде бутылок и картонных стаканчиков с окурками и сальными бумажками от чебуреков. Похоже, освобождённые проводили здесь торжественные мероприятия. Несмотря на то, что основной контингент населения этого района составляли русские и украинцы, на его беломраморной площадке не устраивали праздничных плясок со свистом и гиканьем, как принято у язычников. Третьими по численности в этом славном, как теперь принято говорить на канцелярите, ГО («городском округе» — вместо слова «городе» — лексический идиотизм), были евреи, что и наводит на некоторые ассоциации. Обелиск был одной большой загадкой, к тому же опасной для полётов самолётов. Конечно, если при расчётах возможности натыкания их на гранитную иглу применили теорию вероятности, то опасность была невелика. Да и кто будет летать через Молдаванку! Разве что организуют рейсы на Сорочинскую ярмарку. Так не на бреющем же полёте! Вот если обратно… Обелиск был загадкой не только для случайных любопытных. Не раз ответственные за охрану идеологии упирались в него лбами. Не раз они пытались откопать документальные обоснования появления обелиска. Однако всегда встречались с другой охраной — с услужливыми работниками архивов, должность которых хоть и была весьма и весьма малооплачиваемая, в идеологической чистоте сомнений не вызывала: в архивах работали только люди трижды проверенные. Поэтому и ко всем архивным бумагам было полное доверие. Тем более что написаны они были весьма убедительно, не раз в них прочитывались слова с корнем от «свободы», который был вышит золотом на всех хоругвях власти, и за которую было пролито так много крови. Грамотность и убедительность бумаг усугубляла воздействие на разум сотрудников идеологической безопасности ещё и благодаря способу чтения этих бумаг названными сотрудниками — они читали по складам. А при таком чтении, сами помните, как было в первом классе: пока дойдёшь до второго слова — первое уже забыл. Зато, как до сих пор с благоговением твердят историки-истерики, всё население страны стало грамотным и умело читать и писать. Хотя и на уровне второго класса. Выше учить было некому, да и в школу ходить было не в чем. Площадка под обелиском размерами 25 на 25 метров и высотой 2 метра, покоилась на круглом основании диаметром 70 метров, которое тоже возвышалось ещё на метр, и было прорезано несколькими лестничными входами. Не пользуясь лестничками, на саму площадку влезть можно только при помощи друга, что и делалось неоднократно господами, когда глаза их залиты эликсиром счастья. Для бульдозера препятствие было серьёзное. Обелиск был построен сразу после великого горя — смерти отца всех народов. Одни думали, что в его честь — как же, он был записным освободителем от царского гнёта, от опиума религии, от рабского труда на своём поле, от имущества, за которое приходилось платить налоги. От всех забот освободил! Одна только осталась, самая природно-естественная — как бы прокормиться с детишками… А другие не думали, другие знали, кому и за что вбит в землю этот восклицательный знак! Знали, что не ради памяти о добрых делах «отца», а в честь освобождения от его злой воли, и в честь того, кто был полководцем в этой славной операции. Потом узнали почти все, но не делились знанием с кем попало. А гости города так и покидали его часто в полном недоумении — видели памятник, но никакой о нём легенды не услышали. Какое-то заполночное действо инопланетян. Чтобы не долго удивляться, как могло случиться то, что случилось, стоит вспомнить, благо, времени прошло ещё совсем немного, о тех днях, и задать вопрос: Где мы и кто? Будучи невольно образованным в ряде нестыкующихся областей, я вижу иногда совершенно неожиданные связи между фактами. Далее связи обрастают странными следствиями и не менее неожиданными результатами этих следствий. Мы (русский народ) всё время (во все времена) под «Прощанье славянки» продираемся через пожарища, побоища, мёрзлые леса, Чернобыли и теракты. Клянём супостатов, из-за которых горим, мёрзнем и голодаем. И мрём в больших количествах. И нет у нас (у народа, как большинства), как бы мы сами себя ни хвалили, чёткого понимания собственной вины в наших несчастьях. У нас тугие мозги, плохие в них сосуды, и слишком недалеко мы отошли от обезьян (или от медведей?). Мы не просто вечно ведомые, мы генетические рабы, то есть ещё не забыли запах джунглей или тайги. Наверное, поэтому так любим болтать о родных берёзах. И это всё объясняет. Конечно, и селекция виновата в создании нашего «менталитета». Как известно, для выведения новой породы млекопитающих, впрочем, как и морковки, нужно десятки лет отбирать и выращивать только особей с нужными новыми признаками. Наш великий селекционер — Отец всех народов, он же главный Рыцарь Мировой Революции, тридцать лет успешно занимался отбором, и породу такую вывел. Но где-то ошибся, так как новые люди о Мировой Революции ничего не знают, зато усиленно совершенствуют крутизну и бестолковщину своего менталитета. Очень понравилось нам это словечко — оно каждому позволяет говорить о его личном импортном свойстве — личном менталитете, как же! Россия — страна многонациональная, это факт. Но есть и парадокс. В России все малые (в сравнении с русской) нации стоят ещё ниже на лестнице эволюции, чем мы, русские. Поэтому, может быть, и кучкуемся. Но ведём себя, как скорпионы в банке. И лишь к одной нашей малой нации, дай ей бог здоровья, это не относится. Вообще-то с определением народа как нации надо разобраться поточнее. В каком случае это нация, а в каком что-то другое. Но пока — нация. Правда, товарищ Сталин объяснял… И эта нация — евреи. Не буду напоминать, откуда есть они пошли. Самую полную картину их становления (хотя трудно назвать вечные перемещения и смену статусов становлением) можно прочесть у А. Исаича. Важно принять, как данность, два свойства этого народа. Первое — это разум, разумность, что доказывать не надо. Второе — слитность его, как нации. Благодаря слитности разум каждого многократно умножается, и нация принимает самые верные решения. В то же время каждый отдельный еврей остаётся обычным человеком, но — готовым слиться с другими и превратиться в монолит перед любым испытанием. Парадокс, но сливаться они готовы не только со своими, но и с народом, который делится с ними правами и свободами. Это произошло с евреями, живущими с нами, русскими, уже двести лет. Революция 17-го сняла все ограничения, наложенные царским режимом, а благодаря разуму и способности (большей, чем у нас) к предвидению, главные политические посты на разных уровнях управления заняли как раз евреи. Причём заняли совершенно бескорыстно, проникшись идеей мирового коммунизма на два вершка глубже, чем все другие. К примеру: Илья Эренбург, с 14 лет «погрязший» в черновой работе на революцию, приводит имена своих друзей-евреев по партии — Брильянт, Файдыш, Сахарова, Неймарк, Членов. Это уж потом, чтобы не отставать от других, они стали извлекать прибыль из статуса, и опять-таки с лучшими результатами (мозги!) — Ходорковский, Березовский, Абрамович, а также их родственники. Но при всей сиюминутной космической активности, предвидение их не простиралось далее десяти-двадцати лет. Это показала их революционная деятельность, которую они начали как бомбисты-террористы, потом стали партийными вождями самого высокого ранга, потом (чего они никак не предвидели!) — были объявлены врагами дела, на которое потратили свою жизнь, и, наконец, стали жертвами этого дела. Не буду пересказывать известное о нашей науке и культуре, в которых русских лидеров только каждый десятый или сотый. Я сам обращался в один московский институт за консультацией, где русских не видел. Впрочем, всё это к делу не относится, а только даёт повод задуматься — где же наше-то, русское, место? Надо только помнить, что всякие общественные изменения нужно сравнивать с закипающим бульоном на несвежей говядине — появляется много пены. Но если с супа на плите пену снимают, то в обществе это невозможно. По разным причинам и часто — силовым. Или из-за дизайна — прозрачные пузыри пены играют всеми цветами радуги и завораживают обывателя, завораживают… Да ещё если издают при этом музычку, которой не только обывателя, даже кобру можно уговорить. Пена остаётся, и через годы народ недоумевает — в чём же дело? А дело в физике — наверху оказываются элементы наиболее лёгкие, в нашем случае за счёт малого объёма мозга. А в таком мозге помещаются только заботы о себе. О других — места нет. А другие ждут: когда же о них позаботятся? Да никогда. Забот о других просто не существует в мозгах пены. И вообще, те, кто ждёт, ничего не дождутся, кроме «своих цепей», надо иметь в виду. Авторитет, каких уж нет! Самым большим пузырём в пене Союза был Коба, которому кличку эту прилепили его подельники в память о средневековом турецко-грузинском Робин Гуде. За 30 лет единоличной власти этот пузырь был так надут тщеславием, что всякое, даже микробное умаление его, казалось пузырю гибелью. Чтобы защититься от прокола (не дай бог!), и не превратиться в мокрую резинку, пузырю пришлось треть народа поставить на свою защиту. И не от каких-то банальных убийц с шилом в руке, а от субчиков, которые не верят, что большой лоснящийся пузырь — это и есть Солнце! Чтобы убедить общество в Абсолюте своего сияния, ещё треть народа пришлось убить — как ему казалось, не верили в него, дураки. Последняя треть не знала, что и делать. Многие хотели нанимать стукачей из первой трети, кормить их и поить, только бы они докладывали ежедневно, куда надо, о полнейшей, безоговорочной, вечной лояльности, преданности, вере и любви к Пузырю. Но Коба знал, что всех можно купить, уговорить, запугать, и не верил никому. Из поредевшей толпы ему удобно было выуживать подозрительных, разрывая, как ему казалось, возможные цепочки преступных связей. Думаю, в неверии своём он даже голодал. А то, что ел, глотал со страхом отравиться. Страхнин был страшнее стрихнина — он действовал непрерывно и убивал очень медленно. На этот раз кислый дым ужаса потянулся из последнего бункера, в который он всё чаще заглядывал в последнее время — из кремлёвской больницы. Впрочем, он и врачей подозревал. Как всех. Но надеялся, надеялся… А дымок он унюхал (или показалось?), когда один из его помощников не проснулся после операции банального аппендицита. Лучшие врачи и хирурги в больнице были евреями. Сложив два и два, Коба понял, что в руки ему подвернулась ещё одна дубинка, и теперь он её не выпустит, пока не завершит начатое в тридцать седьмом. Коба послал за Берией. Вступление окончено. Звонок В последующие дни, а вернее, ночи, медперсонал Кремлёвки стал переселяться на Лубянку. Вскоре об этом стало известно ещё одному доктору, теперь уже технических наук — его сестра была в той больнице врачом. Возможно, технический доктор был гением. Как Эйнштейн, который сказал: всё относительно, Марья Димитревна, всё относительно, всё относительно.… Поэтому он сам себе объявил чрезвычайное положение, не стал складывать два и два, а нарисовал диаграмму, пик которой дотянулся до отметки со словом — евреи. Потом, после долгих раздумий, он вычислил слабые места Кобы: это были непомерное тщеславие и животный страх, и составил план действий и программу жизни до часа выполнения главной задачи плана. В программе времени на сон не отводилось — противник был не из тех, кто медлит в битве. В эти дни Пузырь Коба уже вышел на тропу окончательного решения. Пример другого пузыря, Адольфа, ждать не позволял. Коба был покруче коллеги в вопросе истребления своих. Он хорошо знал евреев, ликвидировал их от имени народа в правительстве, и всю оставшуюся жизнь ждал момента, когда можно натравить на них народ ещё раз, осуществить, как Адольф, это самое окончательное решение. Партнёры Вообще-то он был очень недоволен Адольфом. И вот почему: свою часть приватного договора Коба выполнял чётко. К назначенному часу граница Союза была похожа на дырявый плетень. Наземные войска находились в увольнении, корабли и самолёты — на профилактике, причём все сразу. Верные Карлу Марксу перебежчики с ужасной информацией о близком выходе фашистов против оплота пролетариев всех стран, как и договаривались, объявлялись шпионами и провокаторами и стирались с земли. Ещё целых две недели после нападения Коба не подходил к главному микрофону, всё выполнял договор. Правда, в конце первого дня он вытолкнул к нему Молотова, и тот дрожащим, но коммунистическим голосом размазал по унитазу коварных Адольфа, немцев, Германию, и воспел нашу славную победу в ближайшие дни. А также напомнил, что мы — ни пяди!, а немцев — в их же логове, чтобы не вымазать своё. Хотя армады Адольфа уже вышли на Смоленский тракт. Уже падали от усталости и голода генералы в очереди на приём к Верховному Главнокомандующему. У себя в кабинете Коба, не теряя вида, пыхая трубкой или заправляя её навозом ахалтекинцев, подымал одну чёрную бровь и говорил: «Нэ может быт! Вай, вай!». Или подымал другую чёрную бровь и говорил: «Какой звэр, какой звэр!». В Москве он говорил на почти русском языке, то есть, как мог. (Будучи отцом народов, он, конечно, знал все их языки, но было бы интересно послушать его в Африке, на банту или суахили). Только по прошествии двух недель, после множества докладов о зверствах и насилиях фашистских людоедов, он широким жестом дал понять секретарю, что пусть, мол, входят все эти дистрофики. В кабинет, почти падая, держась друг за друга и толкаясь, ввалилась генеральская очередь. Потом, через двадцать лет, мы видели во всяких средствах такие же толпы наших армий, уходящих в плен. Но это будет через месяц. А сейчас Коба принял подобающую главнокомандующему позу и зажатой в кулак вонючей трубкой дал отмашку: «Трэвога! Объявите трэвогу!». «Командующим по одному доложить обстановку и свои дэйствия». Все завертели головами, поглядывая друг на друга и не решаясь шагнуть первым. Коба минуту смотрел на них, как на баранов, ухмыльнулся и скомандовал: «Кругом! Бэгом! Марш!». Худые и голодные, но кремлёвские двери снесли. Поднять войска по тревоге удалось только к вечеру, так как половина состава по-прежнему находилась в увольнении, что экономило для армии пшёнку, на кораблях продажные наймиты империализма утопили все горны и боцманские дудки, так что тревогу сыграть было не на чём, а пилотам не довезли парашютов. Да и зачем они были нужны, если самолёты все уже сгорели. Тревожный строй был собран только после того, как охрипшие командиры шепнули на ухо каждому солдату, что, мол, тревога, братец. Наш капдва в пятидесятом перед строем училища, поднятого по тревоге, со слёзным надрывом выкрикивал: «Вместо сорока секунд! Полторы минуты! А если война?! Помрём, как мухи! Смирно! Разойдись!». Наши командиры, выбравшись из-под четырёхлетней косилки войны, дрожали над нами, как над своими детьми, и мы их не подводили более чем на пятьдесят секунд. На следующее утро многие воинские подразделения очнулись от тяжёлого сна уже в плену, другие не очнулись совсем, флоту плыть было некуда, у него осталась одна работа: отбиваться от «юнкерсов», а лётчики, сняв шлемы над сгоревшими самолётами, пошли наниматься в пехоту. Поганый австрияк Война войной, а обещания надо держать. Вместо тотального уничтожения немцы стали вывозить наш народ к себе, в работники. Своих мало, что ли? Пузырь Коба всё делал по договору — против вермахта гнал солдат без винтовок, подставлял миллионами: режь — не хочу. Так нет же, сволочь Адик патроны стал жалеть, солдат наших в плен брать, мимо евреев проходить. В Сталинграде ему за это показали… Но что делать с теми, кто побывал в Германии и стал шпионом и подлым наймитом империализма? Самим решать приходится, новые бараки строить на Чукотке. Очевидно, бандит Адик не поверил бандиту Кобе, что тот решил сделать маленький Рай для себя и присных, а остальное множество просто извести, для обслуги оставить самых тупых, и регулировать их количество, чем и обеспечить необходимое безопасное качество. Поведение Адольфа ставило под вопрос выполнение жизненной задачи Пузыря Кобы, для чего, собственно, и была запущена военная мясорубка. Как только его тщеславная идея стать владыкой мира выросла до объёма его телесной оболочки и стала её перерастать, плановое терпение Пузыря стало давать сбои, до него стало доходить, что внушить всем сапиенсам на земле веру в райскую жизнь через пару лет невозможно в принципе, а тысячи лет у него не было в запасе. Практика в своей стране показала, что самый радикальный способ добровольного и радостного перехода всей оравы в коммуну — ликвидация сомневающейся части оравы, хотя и при таком кардинальном способе выигрыш во времени был минимален. И это в нашей бомжово-криминальной стране! Что тогда говорить о несчастном населении стран, поражённом вирусами, микробами и бактериями, прилипшими к пачкам красных, зелёных, жёлтых и синих денег, которых в этих (как отвратительно произносить это слово!) — капиталистических странах, почему-то много! Для решения вопроса Пузырю Кобе в голову ничего не приходило, кроме призрачной возможности, что недопосаженные физики соорудят, как они ему объяснили, из атомной мелкости здоровенную дуру, которая вполне может помочь заселить Землю одними только коммунарами. Бедная медсестра. Показалось Пузырю — не так уколы делает. Или придумал. Очень уж удобно — кто это посмел на Солнце пятна ставить! Бедные врачи! Давно бы вогнали пузырёк воздуха — никто бы и не охнул, можно было и не бояться. При всеобщем тайном и явном ликовании можно было и уцелеть. Нет среди нас ваххабитов, нет. Мы же цивилизованная публика. Без чести и совести. А чего от нас ждать? Мы — несомневающиеся остатки недорезанного народа. Вот и поплатились, вместо того, чтобы двум-трём пойти на дело, за всех. Теперь надо торопиться. Но мы уже знаем, что был человек, в голове которого родилась гениальная идея и созрела решимость защитить свой бедный народ от новой заразы. Времени для защиты не оставалось. Беда вечная Сейчас доподлинно известно, что миром правят силы небесные. Сил этих великое множество, как и тварей земных. Это не значит, что на каждую тварь приходится по силе. Но если одна не справляется, то на каждую тварь может навалиться сонмище сил, однако бывает, что и одна. Иногда силы внедряются в тварь земную и начинают ею управлять, как хотят. Тогда от твари добра не жди! Такого наворочает, сто лет вспоминать будешь, или двести, как в нашем случае. Хоть и написано, что на небе живёт боженька с ангелочками, да только живут-то не по нашим правилам, не знают, что есть зло, а что добро. Им всё едино. Не пьют, не едят, коммунальные услуги не оплачивают — зачем им добро или зло. Медузы бездушные, безэмоциональные. Эмоции, как мы знаем, возникают от контакта с действительностью, а коли действительность виртуальная, безвоздушная, бесплотная, то контакта не происходит, и эмоций нуль. Выходит, что силы небесные к божественной конторе либо совсем отношения не имеют, либо живут с ней на договоре, потому что все дела свои на Земле проворачивают, как хотят, но всегда одним и тем же способом. Способ до жути простой — однажды они кучно собираются на проходных Домов Правительств к началу рабочего дня, и, как только какой-нибудь член из членовоза вываливается, тут же в него и внедряются, как шпиёны под прикрытием. И так в каждого члена. Теперь можете представить, какая свара начинается, когда члены собираются в одном Зале Правительства за одним Столом Правительства! Изо всех карманов, ушей и ноздрей членов, качаясь на длинных шеях, скалятся препротивнейшие головы сил небесных, которые шипят, плюют и корчат друг другу рожи. Куда уж их дальше-то корчить! Они и причёсанные страшней чёрта! Членам их, конечно, не видно, но указы народу они начинают сочинять один другого смешней, а силам небесным того и надо — укатываются, аж на пол падают. И вот ведь горе — полюбила нечисть нашу территорию. Больше всех других земель на Земле. Конечно, в других местах люди тоже страдают и страдали — вспомните Германию с Гитлером, Камбоджу с Пол Потом, Гаити с тонтон-макутами, Африку, в которую занесли наши люди эту заразу вместе со смазкой на автоматах Калашникова, а унести забыли — да и не до того было — самим бы убраться подобру-поздорову, пока чёрненькие вожди по дружбе не слопали. А в Южной Америке до сих пор на флажках рисуют головы сил небесных — где Ленина, где Сталина, где Мао, а то и своих чертей — Че Гевару, Уго, Фиделя. На всех хватает, но у нас — особенно! Потому как нет противодействия. То хоть крестом отмахивались, так вырвали все кресты из рук честного народа, а где на бутылку выменяли. Так и сосём её, с хохотом обливаясь горькими слезами. Ну и чёрт с нами! Раз не заложены гены, так что уж! Дорогу китайцам! Но всё это, так сказать, происходит исторически и синергетически (теория синергетики — теория самоорганизации больших систем — объяснение миропостроения… с помощью модели брюсселятора, испытывающего диссипативное влияние флюктуаций на сам нестационарный процесс существования большой системы, явно изменяющих частотное состояние пространств, составляющих систему), поэтому дёргаться не будем. И всё же был в недавней истории славный случай, когда один наш бедный маленький народ так отмахнулся, такое проявил понимание синергетики, что покатились мы резко в сторону, почти ушли со встречной полосы, осталось ещё чуть подправить, и, смотришь, китайцам нечего будет делать! Думаю, в этом случае и сами Силы небесные тоже маху дали, когда внедрили своего агента в несчастную бородёнку дедушки Калинина, а тот возьми, да и упрись на странной идее — дать упомянутому маленькому народу свою автономную землицу. Где дать — это смех отдельный, но ведь дали же. Правда, главный эпизод отстоит от этого момента на целых двадцать пять лет, Силы небесные тоже за это время могли два-три раза смениться, а реестр своих пакостей они, похоже, не вели. Благодаря этой промашке события в нужный момент и распределились в пространстве самым удобным образом, как вы заметите это сами. Страна моя — судьбы подарок Думаю, великость нашей страны доказывать смешно. Стоит только развернуть карту на столе. Не на каждом ещё поместится! Обычно земля нашей страны имела красный тесёмочный контур, любовно нарисованный геодезистами, и розовый цвет всей остальной поверхности, на которой оттенялись горы, леса и долины, что с некоторого расстояния создавало впечатление небрежно брошенных на стол дамских трусов, принадлежащих матроне Рембрандта. Остальные страны (смешно даже называть их Государствами!) валялись вокруг тряпочными клочками, и до некоторой поры никакой (все в том были убеждены) угрозы не представляли. И то было не напрасное убеждение, так как красная тесёмочка на карте изображала не просто демаркационную линию, а Границу на замке! Которая охранялась денно и нощно такими богатырями, как Карацупа с Индусом и быстрыми танками с крепкой бронёй. (Про танки — это из песни. Помните: «Броня крепка, и танки наши быстры!»? Только теперь мы узнали от В. Суворова, что если броня крепка, то танки не могут быть быстры и что если «быстрые» появились на границе, то жди, что через десять минут они её перейдут). ……… ……………… |
0 комментариев