Описание
В сборник вошли юмористические повести «Тринадцать историй о Широчке» и «Самсунг, разрывающий Пастильву», написанные с весьма жёстким, циничным юмором. Название повести «Тринадцать историй о Широчке» говорит само за себя. В ней рассказывается о приключениях Широчки в мире изменённых состояний сознания. «Самсунг, разрывающий Пастильву» отсылает читателя к временам революции, гражданской войны и восстановления народного хозяйства.Приобрести книгу: www.litres.ru/valeriy-mihaylov-2/narkomanskie-skazki/
Характеристики
| Отрывок |
Примечание для редактора: В рассказе «Широчка и англопроминет» цитируется реальная инструкция к одной из БАДов. Убедительная просьба оставить её текст, как есть. ТРИНАДЦАТЬ ИСТОРИЙ О ШИРОЧКЕ ШИРОЧКА Давно ли, недавно ли, далеко ли, близко ли жила-была девочка Широчка. Была Широчка маленькой, худенькой и разговаривала нараспев. Жила она с мамой, которая постоянно болела, а помогало маме только специальное бабушкино лекарство из маковой росы. Вот за лекарством и послала мама Широчку к бабушке, а заодно испекла она для бабушки много-много вкусных пирожков. Дорога же к бабушке проходила через лес. Идёт Широчка по лесу, напивает песенку хриплым прокуренным голоском, по сторонам смотрит. В лесу столько всего интересного! Травка-муравка, цветочки, бабочки, птички поют… Всего и не перечислишь. Хорошо в лесу тёплым летним утром! Идёт себе Широчка, ни о чём не думает, кому думается в такую погоду? Вдруг выскакивает из леса страшный серый волк, и прямо на Широчку. Чуть с ног её не сбил. Пролетел мимо и скрылся в кустах. Широчка от страха тоже нырнула в кусты. Сидит, зубами стучит, глаза закрыла – сильно напугал её волк. А из леса тем временем выбежало много-много, больше десяти, мальчиков и девочек. Все в чёрных сандаликах, белых носочках, чёрных коротких штанишках и белых рубашках. На шеях красные косынки повязаны, в руках рогатки. Обступили кусты. – Он там! Он там! – кричат, рогатками размахивают. Из леса вышел ещё один мальчик, чуть постарше других. Тоже в чёрных сандалиях, белых носочках, чёрных коротких штанишках, белой рубашечке. На шее – такая же красная косынка, а в руке рогатка. На груди – значок в виде красной пятиконечной звезды с изображением лысого дяденьки с бородой. – Отряд стройся! – крикнул он командирским голосом. Дети построились в одну шеренгу. – Без команды не стрелять! Отряд! К борьбе с пережитком империализма будь готов! – Всегда готов! – ответили хором дети и сделали странный жест рукой, как будто хотели почесать себе лоб. – Отряд, целься! Все направили рогатки в кусты, где сидела Широчка. – Не надо, не стреляйте, – взмолилась Широчка. – Я не порождение империализма, я за лекарством для мамы иду. – А как тебя зовут, девочка? – спросил мальчик со значком. – Широчка, – ответила Широчка и заплакала. – Не плачь, Широчка, – сказал ей мальчик со значком, – мы – пионеры, а пионеры не обижают маленьких девочек. – Так вы пионеры? – спросила Широчка, успокаиваясь. – Я – Паша Раскумаркин, – ответил мальчик со значком, – а это мой пионерский отряд, – и они снова сделали знак ручкой. – А что это вы руками делаете? – спросила, окончательно осмелев, Широчка. – Это наш пионерский салют, – гордо ответил Паша. – А зачем? – спросила Широчка. – Давай я тебе лучше волшебный лес покажу, – предложил вместо ответа Паша. – А ты можешь? – с сомнением в голосе спросила Широчка. – Ты мне не веришь? – возмутился Паша. – Честно говоря, не очень, – призналась Широчка. – И напрасно, – обиделся Паша, – пионер никогда не врёт. – Никогда-никогда? – удивилась Широчка. – Никогда-никогда, – ответили пионеры и сделали салют. – На, съешь волшебное печенье, – сказал паша и протянул Широчке маленькое печенье. – А ты? Я не могу одна. Паша достал ещё печенье и положил себе в рот. – Странный вкус у вашего печенья. – Это вкус волшебства. – И что теперь? – А теперь ты должна вместе с нами спеть волшебную песенку, и волшебство начнётся. Паша взмахнул рукой, и пионеры запели. – … Клич пионера: всегда будь готов! – подпевала Широчка, а сама думала: «Странное волшебство у этих пионеров». Едва они допели песенку в седьмой раз, как лес действительно стал волшебным. Всё вокруг стало ярким, загадочным странным. В воздухе завитала магия. Широчке вдруг ни с того ни с сего захотелось смеяться. – А что это у вас на шеях? – спросила вдруг она пионеров. – Это красные галстуки – символ пионеров, – ответил Паша. – А почему они красные? – Хочешь, я сделаю тебе приятно? – спросил вместо ответа Паша. – Мне уже приятно, ответила сквозь смех Широчка. – Тебе кайфово. Приятно это другое и даже лучше. – Тогда сделай. – Только тебе для этого придётся снять трусики. – Я согласна, – сказала Широчка и начала снимать трусики. Но не успела она снять трусики, как Паша стал вдруг серьезным, лёг на травку, где стоял и пустил струйку слюны изо рта. – Что это с ним? – спросила Широчка пионеров. – Это злой дядька Осип пришёл, – ответили пионеры. – А говорил, что не врёт, сказала обиженно Широчка, надела трусики и пошла дальше. Шла она так, шла, и вышла на лесную полянку. Вот здесь я и отдохну, решила Широчка. Только она достала пирожок, как слышит, из кустов говорит кто-то ей жалобно: – Девочка-девочка, дай пирожок. Христом-богом молю. – Кто здесь! – вскрикнула испуганно Широчка. – Не бойся меня, – сказал волк, выходя из кустов, – пожалей старого. Три дня ничегошеньки во рту не держал. Посмотрела Широчка на волка и говорит: – И вправду ты нестрашный. А хвост у тебя так даже смешной. – Это не хвост, – смутился волк, но в лес не убежал. – Присаживайся. Будем вместе обедать. – Спасибо тебе, добрая девочка. – Зови меня Широчкой. – Спасибо тебе, добрая Широчка. – А почему ты – гидра империализма? – спросила вдруг Широчка. – Да какая я гидра. Старый, больной человек. Пережиток, одним словом. – А разве волки – это люди? – с сомнением спросила Широчка. – Ну хорошо, старый больной волк. Решил я на свою голову ревматизм полечить, по маковой росе покататься, да забрёл с дуру на делянку пионерскую. Помял им мак маленько. Так они меня за это объявили порождением империализма, и дали пионерскую клятву искоренить любой ценой. Знаешь, почему у них на шее красные тряпки. – Они сказали, что это галстуки. – Галстуки. А почему они красные? – Не знаю. – Это символ макового цветка. У них всё красное: галстук красный, звёздочка красная, знамя красное, дедушка, и тот красный. Дедушка, кстати, красные грибочки в белую крапинку любил. – Ну а Красную Шапочку зачем ты съел? – Не ел я никакую шапочку! Даже конфеты. Они тут с бабулькой незаконно пушниной промышляли, а меня, так сказать, издержками производства подкармливали. Когда же в лесу запахло жаренным, решили они меня убрать, как лишнего свидетеля, наняли киллеров, по-вашему, браконьеров, а слух распустили для успокоения общественности. Всё равно меня никто слушать не станет. Да ты посмотри на меня. Куда мне старушатиной давиться? У меня от неё несварение будет. Стар я, а тут ещё нервы ни к чёрту. Стыдно сказать, темноты стал бояться. Волк вытер непритворную слезу. – Бедный ты бедный, – сказало ласково Широчка, и погладила боязливо волка по голове. – Спасибо тебе, добрая девочка. Как бы мне хотелось сделать что-нибудь для тебя. – Мне пионер Паша хотел сделать что-то приятное, но к нему пришёл Кондратий, и он уснул. – Не говори мне о нём! – вскричал гневно волк. – Совсем от них житья нет! – Хорошо, больше не буду. – А ты хочешь, чтобы тебе сделали приятное? – Хочу, – просто ответила Широчка. – А можно мне сделать тебе приятное. – Только не убегай. Хорошо? – Не буду. Но не успела Широчка снять трусики, как кто-то совсем близко протрубил в охотничий рожок. – Это охотники! – крикнул волк и скрылся в лесу. – И этот такой же, – грустно сказала себе Широчка, надевая трусики. Тем временем из леса вышли два здоровых мужика в охотничьих куртках. В руках у них были здоровенные ружья. – Где он? – грозно спросил первый охотник. – Кто? – переспросила Широчка, глядя на охотников честными детскими глазами. – Ты сама знаешь, кто. – Вы говорите, как дяди и тети из маминого сериала. – Не понял? – удивился охотник. – Задаёте дурацкие вопросы вместо того, чтобы прямо спросить, что вас интересует. – Где волк? Ты его видела? – Волк? – Мы знаем, что он был здесь. – Была здесь какая-то собачка. – Собачка?! Да ты знаешь, что эта собачка сделала с Красной Шапочкой и её бабушкой? – Не а. – Покажи, – сказал первый охотник второму. – Вот, смотри, – сказал тот и протянул Широчке конверт с фотографиями. – А кто эти дяди и тети? – спросила Широчка. – Что? – не понял второй охотник. – Кто они? – Что ты ей дал? – строго спросил первый охотник. – Да я что… – смутился второй охотник. – Вы бы не ссорились, а сделали мне приятное. А то все обещают, а никто не делает,– миролюбиво сказала Широчка. – Тебе? – удивились охотники. – Не хотите? – Конечно, хотим. – Тогда я сниму трусики, только вы не убегайте. – Ещё бы мы убегали. Только Широчка сняла трусики, как в лесу послышалась пьяная песня. – Это егеря! Бежим! – с этими словами охотники скрылись в лесу. – Чего это они все сегодня? – спросила сама себя Широчка, надевая трусики. – А ну руки! – сказал кто-то вдруг из кустов. – Что руки? – Подними руки! – Пожалуйста, – сказала Широчка, поднимая руки. – Стой спокойно, и никто не пострадает. – Стою. – Без глупостей, мы выходим. – Это хорошо, что вы выходите без глупостей, – согласилась Широчка. Из кустов вышли, шатаясь и поддерживая друг друга, трое мужчин в камуфляжной форме и с автоматами в руках. – Где они? – Крикнул Широчке прямо в ухо мужик с самым большим животом. Наверно, старший. – Кто они? – Ты нам не тут! Нам с тобой не туда! Ты нам зубы не строй! Отвечай, куда тебе говорят! – Я отвечу, куда хотите, только не надо так орать, – взмолилась Широчка. – Где охотники? – За собачкой пошли. – Куда? – Туда, – Широчка махнула рукой в первую попавшуюся ей сторону. – Сколько их было? – Двое. – Оружие? – Ружья. – Петро, за мной, а ты, Никола, оформи здесь все, чтобы комар жопу не проточил. – Так, – сказал Никола, когда они остались с Широчкой одни, – Фамилия? – Что? – Фамилия… Ну, как тебя зовут? – Широчка. – А где ты живёшь? – В деревне за лесом. – А в лес погулять зашла? – Меня мама послала к бабушке за лекарством. – Вместе с охотниками? – Зачем с охотниками? Охотники из леса пришли. Про собачку спрашивали. Хотели мне приятное сделать, да вас испугались и убежали. – А можно, я сделаю тебе приятное. – Конечно можно. Только пообещай, что не исчезнешь, когда я сниму трусики. – Честное егерское. Но только Широчка сняла трусики, как небеса разверзлись, и оттуда спустилась белая-белая, горячая-горячая тётя. – Я твоя фея, – сказала она Николе, – пойдём. Она взяла его за руку, и они сразу же растворились в воздухе. – Ну и чудеса! – удивилась Широчка, собрала свои вещи и пошла дальше. А идти-то оставалось совсем чуть-чуть. – Какой прелестный глюк! – сказала бабушка, когда Широчка вошла в дом. – Я не глюк, я Широчка, – обиделась Широчка. – Ладно, будь Широчкой, если тебе так хочется. Все равно с глюками спорить без толку. – Мама тебе пирожков передала и просила немного твоего лекарства на маковой росе. – Возьми в погребе, только все не бери. Я чегойтось и сама расхворалась, – с этими словами бабуля впала в глубокий транс. – Ещё одна, – сказала себе Широчка. Она быстренько спустилась в подвал, взяла бутылочку лекарства и отправилась в обратный путь. Но едва только избушка скрылась из вида, как перед Широчкой возник здоровенный детина в чёрной шапке-маске на голове. – Стой, стрелять буду! – истошно завопил он. – Ой, не надо стрелять, я и так вам всё отдам, только у меня ничего нет, – испугалась Широчка. – Документы. – А зачем грабителям документы? – спросила Широчка. – Я не грабитель, – обиделся детина, – я – милиционер, капитан Отморозков. – А где ваши отморозки? В засаде? – Почему это сразу отморозки? – Вы же сами сказали. – Хорош мне тут зубы заговаривать. Документы. – У меня нету. – План? – Какой план? – У меня операция план-перехват. Давай сюда весь свой план. – А у меня нет плана, – ответила грустно Широчка, которой вдруг стало жалко милиционера. – Но вы можете сделать мне приятное, добавила она. – Я на службе, – с сожалением в голосе ответил Отморозков. – Тогда проводите меня до дома. Здесь не далеко, а дома мы вам план найдём. – Точно? – Пионеры не врут, – почему-то сказала Широчка. – Ну пойдём, если не врешь. Дома все обрадовались Отморозкову. Напоили его чаем, накормили кашей и молоком, а потом сделали ему приятное. Все, кроме Широчки. Широчку уже уложили спать. Так Широчка осталась без приятного. ШИРОЧКА И ГЛЮК – Проснись, Широчка, не гоже спать в такую чудную ночь, – услышала Широчка сквозь сон и проснулась. – Ой! – вскрикнула она. И было от чего вскрикнуть. Рядом с кроватью сидел мягкий пушистый зверёк, который с ней и разговаривал. Зверёк был весьма потешный: острая мордочка точь-в-точь, как у учителя математики, кошачьи усики, беличий хвостик, и тело, как у маленького смешного человечка с пухленькими ручками и ножками. Широчка никогда раньше не видела подобных зверей, поэтому спросила: – Ты кто? – Я – Глюк, – ответил зверёк, – вставай, Широчка, сегодня ночь эротических кошмаров, айда смотреть. Широчкина мама недавно купила видеомагнитофон, поэтому Широчка хорошо знала значение слова эротический. – Пойдём, пока не пропустили самое главное, – не унимался Глюк. – А куда мы пойдём? – поинтересовалась Широчка. – Пойдём к попу. У него сегодня долгий приход. – Пойдём, – согласилась Широчка и села на кровати. – Ты куда? – спросил её Глюк. – Ты же сам говоришь, пойдём. – Да, но я приглашаю тебя в сон, а в сны ходят по волшебной дорожке. – Ну хорошо, по волшебной, так по волшебной, – согласилась Широчка. – Тогда съешь волшебное печенье, ляг поудобней в кроватку и повтори тридцать три раза волшебное слово криптозоология. – А что это такое? – Не знаю. Волшебные слова очень часто имеют только волшебный смысл. Широчка сделала всё, как сказал Глюк, и они сразу же оказались в тусклой комнате с железной кроватью и двумя тумбочками. На кровати сидел небритый малый в майке, увешанной значками и медалями, трусах и солдатских сапогах. Он курил сигарету и хлебал одеколон «Шипр» из железной солдатской кружки. – Здрасте, – сказала воспитанная Широчка. – Он тебя не видит и не слышит, – сказал Широчке Глюк. – Смотри, сейчас начнётся. Солдат тем временем докурил сигарету, бросил окурок на пол, раздавил его сапогом (вот так и с врагами отечества – подумала Широчка) и громовым голосом крикнул: – Отче! Дверь распахнулась, и в комнату вбежал поп. – Мамочка родная! – вырвалось у Широчки. Поп был в белом женском парике, короткой, едва прикрывающей его тощую задницу рясе, чёрных колготках и высоких чёрных сапогах. Лицо его было размалёвано, как у проститутки. – Слушаю вас, Пал Палыч. Только после этих слов Широчка узнала в солдате повзрослевшего пионера Пашу. – Вот те на! – всплеснула руками Широчка. – Не бери в голову, это сон. – Докладывай, – приказал Паша попу. – Хб постирал, воротничок пришил, автомат почистил. – Ладно, подь сюды. Заслужил. Поп стал на четвереньки и чуть ли не на брюхе пополз к Паше. Паша прямо из воздуха (во сне бывает всё) извлёк большую кожаную плётку и начал стегать попа. – О, да, повелитель, наказывай, повелитель! – скулил поп голосом до отвращения похожим на пресняковский. – Ладно, на сегодня хватит. Оближи мне теперь сапоги. – Благодарю тебя, повелитель! – снова взвыл пресняковским голосом поп и принялся лизать сапоги солдату Паше. – Ладно, до дыр пролижешь. Вылижи лучше пол, а то я тут насорил малёхо. – Слушаюсь, повелитель! Поп принялся лизать пол у Пашиных ног, проглатывая, не жуя, окурки. – А это тебе, чтобы не в сухомятку, – с этими словами Паша смачно плюнул на пол. – Благодарю тебя, повелитель, – особенно мерзко проблеял поп, слизывая плевок. – Ладно, а теперь можешь снять с меня сапоги и понюхать портянки. Поп взвыл что-то нечленораздельное, стащил сапоги и, уткнувшись лицом в портянку, полной грудью втянул аромат солдатских ног. – Фу, какая гадость! Не хочу больше этого видёть, – возмутилась Широчка, которой стало противно, а совсем не интересно. – Надо сказать новое волшебное слово, и мы окажемся в другом сне, – сообщил ей Глюк. – Давай быстрее слово, иначе меня стошнит. – Гомоапатия. – Гомоапатия? – переспросила Широчка и сразу же очутилась в каком-то парке возле полосы препятствия. – Где мы? – спросила Широчка. – Во сне капитана Отморозкова. – Он что, тоже? – удивлённо спросила Широчка. – Не обязательно. У каждого свои сны. А вот и он. Отмророзков бодро шагал к полосе препятствий, ведя на поводке престранного субъекта, шкандыляющего рядом на четвереньках. Это был здоровенный толстяк в милицейской форме с полковничьими погонами. Он был настолько толстым, что периодически цеплял животом землю, от чего его форма была особенно грязной. – Кто это? – спросила Широчка у Глюка. – Полковник Конь. Начальник Отморозкова. – Конь, а ведёт себя, как собака. – Это называется секс по-милицейски. Сейчас Отморозков будет его трахать. – Что, прямо здесь? – Смотри. Прибыв на место дислокации, Отморозков отвязал Коня и разрешил ему немного побегать. Конь с радостным кашлем, который должен был, наверно, символизировать веселый заливистый лай, бросился к кустам, откуда послышалось внушительное журчание. Ко мне! – крикнул через несколько минут Отморозков. Конь шумно выбрался из кустов и во всю прыть, на которую только был способен, побежал к хозяину. – Апорт! – Отморозков забросил палку чуть ли не на противоположный конец парка. Они несколько минут поиграли с палкой, затем Отморозков сделал большой глоток из появившейся чудесным образом бутылки водки, закурил сигарету, после чего сказал Коню, недобро улыбаясь: – А теперь мы с тобой немного позанимаемся. Ползи. Они вдруг оказались возле здоровой грязной лужи. – У меня здоровье слабое, – взмолился Конь человеческим голосом. – Ползи, урод! – Отморозков профессионально двинул Коня носком ботинка прямо по копчику. Конь взвизгнул, плюхнулся на свой живот, и пополз, что твой раненый бегемот. – А теперь барьер, – приказал Отморозков, когда Конь переполз через лужу. – У меня давление, сердце, – жалобно взмолился Конь. – Подсадить? – ехидно спросил Отморозков, и Конь, жалобно скуля и проклиная жизнь, принялся карабкаться через забор. – Отставить! – рявкнул Отморозков после очередной неудачной попытки Коня, – Я вижу, ты без помощи не справляешься. Ладно. Отморозков соорудил на поводке затягивающуюся петлю, накинул её на шею Коня, а другой конец перекинул через барьер. – Ты будешь лезть здесь, а я буду тянуть тебя там, – сказал довольный собой Отморозков. – Пошли отсюда, – сказала Глюку Широчка. – Не люблю, когда обижают животных, даже если они полковники милиции. Пионер Паша самоотверженно мастурбировал на огромный цветной портрет Ленина, и Широчка, посмотрев немного, захотела перейти в следующий сон. На этот раз они оказались в огромной в стиле Людовика какого-то зале, посреди которой стоял шикарно сервированный стол. Заиграла музыка, и зала начала наполняться одетыми в дорогие смокинги и фраки волками. Последними в залу вошли знакомый волк и… – Да это же я! – воскликнула Широчка. Широчка была в великолепном вечернем платье с разрезом и красивых туфельках на высоких каблуках. Волк был сама любезность. Остальные волки трижды прокричали ура, и пир начался. Настроение Широчке не испортило даже главное блюдо – пионер Паша, запечённый с яблоками. К тому же он был настолько вкусно приготовлен, что Широчка съела с удовольствием целых три куска, хотя она не была обжорой. Широчка навсегда готова была остаться в этом сне, но действия волшебного печенья кончилось, и ей пришлось возвращаться назад. ШИРОЧКА И САНАТОРИЙ Летом Широчка, как и все пионеры (а Широчка вступила в пионеры) поехала в детский санаторий районного значения. Была она уже большой девочкой, поэтому попала в первый отряд к Евгении Ахриповне Нечепуряк – заслуженной воспитательнице с большим педагогическим стажем работы. – Добро пожаловать в наш замечательный санаторий, – начала она свою речь на первом построении отряда. – Начиная с сегодняшнего дня, вас ждёт масса увлекательных, интересных, а главное полезных для вашего здоровья мероприятий. Это и трёхразовое питание, это и медицинские мероприятия, это и экскурсии и многое, многое другое. Наш санаторий называется детским потому, что он принадлежит вам, детям, – она сделала паузу, достала папиросу, не сигарету, а именно папиросу, закурила, сделала глубокую затяжку и уже совершенно другим голосом рявкнула, что было сил: – Но если хоть одна падла посмеет испортить мне образцовую смену, я вам, блядёнышам так настучу по голове, что вы у меня домой дураками вернётесь! Всем ясно? – она бросила папиросу на землю, затушила её ногой, и продолжила уже ласковым голосом: – Ну а если вам всё понятно, позвольте повторить: Добро пожаловать. В общем, лагерь был как лагерь, но кое-что надолго запомнилось Широчке. Это произошло в конце тихого часа. В Широчкин отряд пришла тётя в белом халате и приказала всех построить. – Здравствуйте дети, – сказала она. – Меня зовут Елена Александровна. Я буду делать вам манду. – Всем? – спросила Широчка. – Всем, – ответила Елена Александровна. – И мальчикам, и девочкам? – И мальчикам и девочкам. – А у кого уже есть? – Тебе уже делали? – Да. – Давно? – Когда родилась, наверно. – А надо каждый год. – Зачем? – Не задавай глупых вопросов. Давай руку. – Зачем? – Манду делать. – На руке? – Нет, на голове, – зло сказала Елена Александровна. – Давай быстрее руку, пока каблуком по голове не получила, – вмешалась воспитательница в разговор. Делать было нечего, и Широчка закатала рукав. Елена Александровна достала шприц и вколола немного лекарства Широчке под кожу. – И всё? – с легким разочарованием спросила Широчка. – Всё, а через три дня будем смотреть манду. – На руке? – На руке. Широчка представила себе манду на руке и тяжело вздохнула. Но никакой манды у неё на руке не появилось, а так, слегка покраснело, и всё. Другим же незабываемым событием в жизни Широчки была её встреча с психом-терапевтом. Широчка так и не поняла, почему терапевт был психом. Терапевт, как терапевт. Всех детей собрали тогда в большом, уютном кабинете, усадили в мягкие удобные кресла и приказали сидёть тихо. Не успели они, как следует, расшуметься, как в кабинет вошёл дородный мужчина в мятом белом халате. – Здравствуйте. Меня зовут Зигмунд Юнгович Перлз. Я психов-терапевт. Сегодня у нас с вами будет психов-терапевтический сеанс. Сядьте удобно, расслабьтесь. Зигмунд Юнгович говорил тихим вкрадчивым голосом, будто собирался одолжить деньги у всех сразу, – Расслабляем руки, ноги, спины, животы, груди… Мальчики захихикали, а девочки принялись трогать себя за груди. – Отставить! – рявкнул Зигмунд Юнгович. – Сейчас я кое-что вам покажу. С этими словами он открыл шкаф и достал длинную толстую палку, похожую на указку, только намного длиннее. – Это – мой психотерапевтический кий, которым я терапевтирую по голове любителей смеяться. Вам понятно? А теперь сядьте удобно и расслабьтесь. Когда терапевт вновь дошёл до расслабления грудей, мальчишки вновь захихикали, и по их головам заплясал кий. – Теперь расслабляем дыхание. Дыхание становится ровным, спокойным. Вслед за дыханием, автоматически успокаивается сердцебиение, мысли, чувства. Мысли становятся ватными, туманными. Туман становится всё гуще и гуще. Но это не простой туман. Он проникает в ваши тела, разъедает их, растворяет, как горячая вода растворяет снег. Кто-то совсем рядом с Широчкой пукнул знатным чесночным пуком, и Широчке захотелось убраться как можно дальше, но чесночный пук уже начал проникать в её тело, растворять, разъедать, превращать Широчку в чесночный густой туман. – Но вот появились солнечные лучи, заставившие туман рассеяться, подняться вверх, в небо, и вы превращаетесь в облака. Наконец-то, подумала Широчка и устремилась вверх, подальше от чесночного зловония. Широчке стало вдруг настолько хорошо, что она на какое-то время забыла про психа-терапевта. – … и вы проливаетесь каплями дождя, – услышала она вновь. – Вы орошаете землю, и на ней будут расти цветы, вы барабаните по крышам, вы падаете на асфальт, и вот уже первые лужи… Широчка, повинуясь терапевту с грохотом рухнула с поднебесной высоты на бетон с такой силой, что сразу же превратилась в маленькую лужу и потекла ручейком к ближайшей речке. – Мама, мама, я хочу писать, – Широчка протекала мимо молоденькой мамы с мальчиком лет пяти. – Посмотри, Андрюшенька, какой миленький ручеёк! – сказала мамочка сыну. – Он будет просто счастлив, если ты в него пописаешь. – Что за извращенский бред! – возмутилась Широчка и всеми силами попыталась течь дальше, но зловредный карапуз уже вытащил свой отросток и радостно поливал Широчку, стараясь попасть в рот. – Ваши воды смешиваются, – продолжал говорить психов терапевт, и воды Широчки начали смешиваться с водами, подаренными ей мальчуганом, от чего Широчку чуть не вырвало, но она вовремя впала в речку по которой, как машины по Садовому кольцу в час пик плыли пароходы. Не успела она передохнуть, как из-за поворота показалась ватага мальчишек с камнями в руках. – Я дальше! Я дальше! – кричали они и бросали в Широчку камни. – Больно же, дураки! – обиделась Широчка и поспешила к морю. Море грелось на солнышке, выставив свой огромный живот. – Море– море, я хочу в тебя впасть, – крикнула, что есть сил, Широчка. – Впадай, – меланхолично ответило море. – Куда? – спросила Широчка. – А хотя бы сюда, – сказало море, и перед Широчкой возникла огромная старческая задница. – Нет, только не это! – закричала Широчка, но было поздно. Неведомая сила подхватила Широчку и стремительно втянула прямо в задний проход. Когда же Широчка выбралась на поверхность, она уже была океаном и омывала Землю. Земля грустно лежала на мраморном столе, а вокруг неё суетились люди в забрызганных кровью и мозгами белых халатах. Они резали, пилили, сверлили, засовывали свои руки по локоть в чрево Земли, из которого обильно сочилась смесь нефти, крови и испражнений. Широчка же должна была всё это омывать из пожарного шланга, но ей стало дурно, и она впала в космос. Космос был старым, холодным и дурно пахнущим чуланом, правда, очень огромным. Не успела Широчка осмотреться, как некто приставил к её голове пистолет и весело спросил: – Масло «Крестьянка». Будешь? Широчка испугалась и открыла глаза. По её ногам текло что-то тёплое. – А это ещё что? – спросил псих и терапевт, показывая пальцем куда-то под ноги Широчке. Она посмотрела вниз и увидела у себя под ногами большую лужу. – Что это? – зло повторил псих. – Вы же сами говорили: дождь, река, море… – грустно ответила Широчка. ШИРОЧКА И ПРЕЗИДЕНТ Это лето выдалось для Широчки очень запоминающимся. Она вступила в пионеры, побывала в детском санатории и даже видела Президента, причём не понарошку, как все, сидя у телевизора, а взаправду, когда он приезжал посетить Президентский дурдом. Когда-то давно, тогда Широчка была ещё совсем маленькой, вся страна тоже горячо любила Президента, но находились люди, которые любили Президента недостаточно сильно, и их за это сажали в тюрьмы и заставляли тяпать тайгу. Шли годы, президенты сменяли друг друга. Одних любили больше, других меньше, но всегда находились люди, желающие потяпать тайгу за государственный счёт. И вот появился новый особо любимый всеми Президент, который пожалел то ли тайгу, то ли государственный счёт, но своим указом всех несчастных, которые так и не познали священной любви к Президенту, приказал считать больными людьми. И верно, только безумец способен не любить Президента! Для них построили лечебницу, где в тепле и достатке они могли спокойно клеить коробочки на благо своей необъятной Родины. Новый Президент был настолько добрым и демократичным, что следующим своим указом разрешил оппозицию, которая тут же принялась критиковать партию власти за недостаточную, по мнению оппозиции, любовь к Президенту. Этим летом Президент решил посетить свою лечебницу для душевно больных, которая находилась в городе, где жила Широчка. Широчке вместе с другими пионерами выпала честь бежать за лимузином Президента. Задолго до этого знаменательного события их начали тренировать, как олимпийскую сборную страны, и даже кормили специальными спортивными таблетками, от которых пионеры бегали особенно резво. К приезду Президента организовали субботник, на котором побелили все дома, вымыли и покрасили все парадные, бомжам и нищим выдали новые парадные лохмотья и даже организовали для них бесплатное питание, чтобы они не ворошили образцово-показательные помойки, созданные специально к приезду Президента. Деревья все побелили, дорожки вымыли, а асфальт начистили сапожным кремом, чтобы выглядел, как новый. Проституток на время визита назначили школьными учителями и воспитателями детских садов, а вместо них на панель выпустили особо достойных сотрудниц службы безопасности. Город был готов к встрече высокого гостя. И вот решающий день наступил. Детей собрали ещё засветло, несколько раз прогнали за макетом лимузина, несколько раз проверили парадную пионерскую форму, транспаранты и флаги. Учителя и представители администрации съели по пузырьку валидола и запили его неразбавленной валерианкой. Сотрудники безопасности ещё раз проверили весь президентский путь. Наконец кортеж Президента появился за поворотом. – Пошли, – сказал представитель администрации, и дети выскочили из укрытия и пристроились к Президентскому лимузину к всеобщему недовольству охранников. Недавно прошёл дождь, и от обилия сапожного крема дорога стала скользкой. Бежать было трудно, во-первых, потому, что лимузин ехал слишком быстро даже для настоящих тренированных пионеров, во-вторых, мешали флаги и портреты Президента, к тому же приходилось кричать УРА и СЛАВА ПРЕЗИДЕНТУ. Но ничто не могло омрачить радость близости Президента. – Ой! – вскрикнул вдруг пионер Коля, поскользнулся и упал. Его косточки весело хрустнули под колёсами машины охраны. Он даже не успел прокричать УРА ПРЕЗИДЕНТУ. – Какой бессовестный мальчик! – возмутилась завуч по внеклассной работе. – Уронить портрет самого Президента в грязь! А лимузин уже стоял перед главным входом в Президентский дурдом, уже открылась дверца автомобиля, уже появилась нога президента, и тут случилось то, чего никто не мог предвидеть. Журналисты ринулись с микрофонами и телекамерами к Президенту, и охране ничего не оставалось, как открыть огонь. Журналистов было не много, и охрана управилась быстро. Мгновенно убрали тела пострадавших, но дорожка! Она была испачкана кровью! Ответственные работники оптом попадали в обморок, но Президент сделал вид, что ничего не случилось. Он решительно покинул лимузин, поприветствовал свой народ кивком головы, и, пройдя по залитой кровью дорожке, вошёл в лечебное заведение. Так Широчка увидела Президента. ШИРОЧКА, КОСА И ПЕРЕЛОМ Так случилось, что Широчка вместе с другими пионерами записалась «на мотокружок». Конечно, первое время они убирали помещение, чинили мебель, возрождали из пепла единственный мотоцикл кружка, который давно уже превратился в бренные останки. – Ничего, – сказал руководитель кружка, – лёгкий ремонт – и он будет, как новый. Лёгким ремонтом оказалась замена рамы, двигателя, шасси, бака и прочей мелочи, которую можно и не перечислять. Причём возрождать железного коня из пепла пионерам пришлось за свой счёт. Кружок работал на общественных началах, а общественные начала, как известно, за пивом не пошлёшь. Наконец, конь был, как новенький, и пионеры, подобно акробатической пирамиде, кинулись на него все разом, как только он завёлся. Мотоцикл рявкнул, рванул, сбросил с себя пионеров и благополучно заглох. Благополучно для всех, кроме Широчки. Широчка же повредила ногу, да так, что в больнице ей наложили гипс от бедра и до щиколотки. Наложили и отпустили домой, в школу, чтобы, значит, уроки не прогуливала. С одной стороны с гипсом хорошо: учителя меньше цепляются, бабушки в автобусе место уступают, одноклассники смотрят с уважением, она, вон, уже и с мотоцикла упасть успела, а они ещё паровоза ни разу не видели, разве что папиросного. С другой же стороны… Ни одеться, ни обуться, а уж о том, чтобы с удовольствием сходить в туалет, и речи быть не могло. Какое тут удовольствие, если нога в коленке не сгибается. Дома ещё ничего, правда нога в туалет не вмещалась, и приходилось всё делать с открытой дверью, а вот в школе или в больнице. Попой на общественный унитаз не сядешь – попа не казённая, в отличие от унитаза, а казённые унитазы на своём веку повидали такого, что напиши хоть один из них мемуары, бестселлер бы вышел. Надо всё делать на присядках. А какие присядки, если одна нога в коленке не гнётся? Правильно, пистолет. Почему пистолет? Да потому, что хоть стреляйся, если тебе в таком состоянии где-нибудь в публичном месте какать захочется. У Широчки же коса, как назло, отросла почти до пола, и каждый раз, когда Широчка вот так на пистолете корячилась, коса норовила оказаться в унитазе, словно мёдом ей там намазано было. Намазано там, кстати, было, но только не мёдом, откуда взяться мёду в общественном унитазе? И приходилось Широчке каждый раз после туалета голову мыть. Хоть плачь. Пришлось даже подстригаться – угораздило Широчку жвачку проглотить. Так что день, когда ей обещали снять гипс, был для Широчки долгожданным, как Новый год. Едва дождавшись утра, Широчка ворвалась в процедурную, забыв даже постучать. Медсестра Марина была занята. Она стояла на коленях перед доктором Боровым, и что-то рассматривала с очень близкого расстояния у него в штанах. Что именно так привлекло её внимание, Широчка не видела, так как Боров стоял к ней спиной. – Тебе чего? – спросила Марина, облизывая губы. – Гипс снять. – Погуляй с полчасика, – сказал Боров Широчке и, обращаясь к Марине, – Продолжайте, сестра. Делать было нечего, и Широчка пошла гулять по больнице. Конечно, Широчка могла бы решить, что больница была похожа на полигон для съёмок нового фильма Тарковского, но Широчка Тарковского не смотрела, поэтому ничего такого в голову ей не пришло. Больница была старой. В прошлом году её, правда, ремонтировали. Средств было выделено достаточно, и кроме нескольких новых дач, построенных узким кругом должностных лиц, кое-что было сделано и в больнице. Больница же вела себя как привередливый больной, отторгающий пересаженный орган. Краска с фасадов смывалась дождём, линолеум линял, обои поднимались шубой, а новые канализационные трубы плакали на стыках. Где-то голодно мяукала кошка – сегодня был не операционный день. В палате, за закрытой дверью бубнил знакомый голос. – Николай Навахудоносорович? – заглянула в палату Широчка. – А, Широчка, заходи. Капитан Отморозков покоился на особом медицинском сооружении, напоминающем гинекологическое кресло. Его огромное красное достоинство было выставлено на всеобщее обозрение. – Николай На… товарищ капитан, вы то как? – А он фамилию меняет, – сказал мужик, загипсованный в виде стола. На его спине шла игра в карты, – На Ошпаркина. – Ошпарились? Как вы так? – Да вот так. У меня газовая колонка дома. Решил я, значит, свою гордость помыть, а перед этим мыл посуду. Ну и газ не сразу погас. Открываю я кран, и гордость свою туда. Поначалу, пока холодная из труб шла, даже хорошо было, потом кипяток как пошёл. Хорошо ещё успел отпрыгнуть. – Это ещё что, – перехватил инициативу человек-стол. – Ко мне недавно племянница с сыном приезжали. Ещё в школу не ходит. Так он что учудил. Решил в курятник, на кур пописать. Просунул писюн в сетку и целится. Петух увидал такое дело, да как клюнет! Пришлось скорую вызывать. – А я в детстве любил на живность писать, – снова взял слово Отморозков. – Камнями там или из рогатки я их не обижал, но плюнуть или пописать – это был верх кайфа. Один раз так невесты лишился. – Перепутал с котом? – спросил один из играющих. – Разговорчики! – возмутился Отморозков. Сейчас арестую тебя за азартную игру в общественном месте, будешь знать. – Одна у вас, ментов, совесть, да ты и ту ошпарил. – Дай рассказать, – вмешался человек-стол. – Так вот, иду я к ней с цветами, шампанским, как положено. Смотрю, а возле подъезда кот сидит. Домашний такой, чистый, красивый. Ну, как тут пройти мимо? Расстегиваю штаны и к нему, а он, гад, отошёл на пару метров и опять сел. И так он от меня минут двадцать бегал. И ведь не убегает, гад, а словно специально дразнит. Я за ним, как был, в костюме, с цветами и концом наружу по всему двору. Невеста же моя с матерью на балконе курили. – А я один раз чуть одноклассника без жены и детей не оставил, – перенял инициативу человек-стол. – Надо сказать, что был он тощим, желтым и болезненным, зато член у него был богатырский. Вся сила в корень ушла. А возле головки бородавка. Ну прям член на члене. Словно кактус почкующийся. Набрели мы как-то с пацанами на склад, а там диски для болгарки. Начали мы их пускать. Тут я ему по концу и запустил, так он аж на два метра подпрыгнул. Снимает штаны, а конец, как яблоко, круглым стал. Ну ничего, обошлось. – А я себе как-то креслом яйца прищемил, – сказал ранее молчащий игрок номер два. – Это как же тебя угораздило? – спросил игрок первый. – На концерте. Садился на кресло и прищемил. Сам удивляюсь, как. Но синяк потом был знатный. Разговор, наверно, продолжался бы ещё целую вечность, но в палату ворвалась дежурная медсестра, как две капли воды похожая на Тайсона. – Вы совсем что ли, трам-тарарам! – начала она с порога. – Вы какого Канарейкина с растяжки сняли? – Да мы подумали, чего ему на цепях висеть, только зря время тратить, а тут стол из него первый класс! – ответил игрок номер один. – Да вы… – захлебнулась она. – А ты, девочка, что здесь делаешь? – Мне гипс… – Домой иди, нет их никого, на совещании, – пахнула она перегаром на Широчку. Так Широчка и осталась в гипсе. Нет, не на долго, придя домой она его сняла. ШИРОЧКА В ДЕРЕВНЕ Широчка проснулась около десяти. Почему около десяти? – спросите вы. Да потому, что у Широчки начались самые лучшие в мире летние каникулы, и Широчка уехала в деревню к бабушке и дедушке. Несмотря на то, что деревня находилась в трёх автобусных остановках от города, это была самая настоящая деревня с домами с печным отоплением, колодцами во дворах, (несмотря на давно уже проведённые водопровод и газ) коровами, козами, свиньями, утками и целой кучей бабушек и дедушек. Наверно, для всех горожан здесь можно было найти подходящих бабушку с дедушкой, чтобы приезжать к ним на каникулы или просто гости. Так, по крайней мере, думала Широчка. Широчка открыла глаза, поиграла немного с солнечным зайчиком и бодро встала с кровати. Залеживаться было некогда – её ждал полный впечатлений большой летний день. Первым делом Широчка села на ночной горшок, который жил у неё под кроватью. Широчка всегда какала по утрам, при этом её лицо приобретало выражение особой одухотворённости, прямо святая дева, узревшая лик Господа. Вскакнув от души, Широчка встала и внимательно осмотрела содержимое горшка. В соусе свежей девичьей мочи покоилась большая мягкая, рыхлая какашка. Широчка специально ела по вечерам сырую морковку, чтобы какашка получалась, как надо. Сегодня какашка ей особенно удалась, и Широчка даже замурчала тихонько песенку от удовольствия. Широчка могла любоваться своими какашками целую вечность, но впереди было много дел, и она, со вздохом, поставила горшок на небольшой столик. После этого Широчка принесла из кухни кружку с водой и скалку, которой бабушка толкла картошку. Скалкой Широчка принялась толочь какашки, ловко разбавляя их водой из кружки. Наконец в горшке образовалась смесь нужной консистенции, и Широчка обошла с горшком все бабушкины цветочки, поливая их полученной смесью. Широчка всегда поливала цветы какашками, и они росли большими пребольшими. Теперь можно было умыться и погулять до завтрака. Не успела Широчка отойти от дома и на десять шагов, как перед ней предстала весьма любопытная картина. Капитан Отморозков, заехавший, видать, в гости к своим бабушке и дедушке, совершал арест козы. Звали козу Роза Люксембург, и принадлежала она бабе Даше. Отморозков пытался нацепить наручники на козьи рога, коза же блеяла, вырывалась, норовила боднуть, в общем, всячески оказывала сопротивление при аресте. Баба Даша была тут же и голосила, как на похоронах или на проводах в армию. – За что вы её, товарищ капитан? – спросила Широчка. – Оскорбляет, зараза, при исполнении, так сказать. – И как же она вас оскорбляет? – Меееееент, – проблеяла вдруг коза с явным негодованием в голосе. – Вот видишь. – Да ну, товарищ капитан, это у неё язык такой, как английский. Э бёт у них значит птица, импОтент – важный, а хэппи пезды ту ю – совсем не о счастливых женщинах. Если же вы предложите американцу сок, то он вообще обидеться может. – Это как вороны, – поддержал разговор Отморозков, – у нас дома черешня росла. Так они облепят её и сидят, лакомятся. А бывало, как начнут кричать: кар, кар, кааавр, кааа…, захлебывается, будто ей полный рот накончали. Я сначала так и думал, а потом смотрю, рот, как рот. Никакой эротики. – Так и коза. Может, она совсем не то имела в виду. – И то может быть, – миролюбиво согласился Отморозков, – но на всякий случай протокол составить надо. Чем же все это закончилось, Широчка так и не узнала. Бабушка позвала кушать. Пришлось возвращаться домой. На завтрак была пюрешка с котлетками. Картошка приятно отдавала пряным запахом Широчкиных какашек, и Широчка съела целых три порции. После обеда бабушка попросила Широчку отнести деду Напасу маковой росы, а то он третий день, как хворает. Дед Напас жил недалеко, да и Широчке нравилось бывать у него в гостях, пить чай с волшебным печеньем и слушать его рассуждения о национальной идее. Дед Напас был помешан на идее русской нации. – От них всё зло, от иностранцев всяких. Испокон веков наезжали к русскому двору всякие немцы-французы. Понаедут де Билы с Кретьенами, понаделают нам Педров с Гомесами, а от них потом вся зараза… Дед Напас действительно был хворым. Он сидел за столом, курил длинные предлинные папиросы, надолго проглатывая дым. – О чём хвораешь, дедушка? – спросила его Широчка ласковым голосом. – Да всё о ней, об идее русской. Всё о ней моё сердце обливается кровью. – И что ты о ней думаешь? – Бабы мы, все как есть бабы. А всё потому, что вскормлены молоком бабьим. – Так другого не бывает. – Ещё как бывает. Наше, мужицкое молоко. Оно и вкуснее и питательнее. – Никогда не пробовала, – призналась Широчка. – А ты попробуй, – предложил дед Напас. – Хочешь? – Да можно немного. – Только тебе самой его придётся надоить. – Ну ничего. Где оно у тебя? – Здесь, – Напас гордо вывалил богатырское наследство. – Только доить надо губами. – Губами, так губами. – Не доится, – сказала Широчка Напасу после нескольких секунд доения. – Ты дои, дои, оно не как у коровы, оно потом всё сразу, в рот, а ты смотри, чтобы всё проглотила. – Я устала, – взмолилась Широчка через какое-то время. – А ты себе рукой помогай, вот так, – дед Напас ловко показал Широчке, как надо делать. Наконец Напас как-то вдруг хрюкнул и затрясся мелко-мелко, а Широчкин рот наполнился густой слегка солоноватой жидкостью. – Всё? – спросила Широчка у Напаса, но к тому пришли Осип с Кондратием, и он ничего не ответил. – Ужинать будешь? – спросила бабушка, когда Широчка вернулась домой. – Не а. Меня дед Напас молоком угощал. Своим, мужицким. ШИРОЧКА И КОМСОМОЛ Всё когда-то кончается, как сказал старик Гераклит, отправляя пустую бутылку в авоську с тарой. Потом, правда, по пути в пункт приёма стеклотары он изрёк, уже прилюдно: Всё меняется, благодаря чему и вошёл в историю. Закончилась Широчкина пионерская пора. Пришло время вступать в комсомол. Широчка волновалась, как никогда, несмотря на то, что поручился за неё не кто иной, как Паша, ставший к тому времени секретарем комсомольской организации в школе. К тому же Паша был членом комиссии, которая и принимала в комсомол. Перед дверью секретаря горкома комсомола кроме Широчки было ещё пять человек: Здоровенный детина, постоянно пускающий струйку слюны на свежевыстиранную рубашку, шустрик, отпускающий смачные подзатыльники детине после каждой такой струйки, две неприличного вида девицы, нервно курящие сигареты, одну за другой, и опрятного вида мальчик лет так четырнадцати. Комиссия опаздывала на полтора часа… |
0 комментариев