Описание
Действие романа начинается в современном сером городе. События разворачиваются вокруг девушки-лесбиянки, полюбившей главу молодежной секты – парня по имени Юлий.
Ради него девушка начинает посещать его странный дом, вливается в компанию городских сумасшедших, проводящих там вечерами магические обряды.
Перед героиней стает выбор: ничего не изменять в своей жизни, оставшись со своей бывшей подружкой, продолжать добиваться Юлия, или же уйти к его девушке, Сатире, которая так же отвечает ей взаимностью.
В ходе того как девушка пытается сделать выбор, она узнает о том, что Юлий – действительно обладает некоторыми магическими способностями, двое его ближайших друзей считаются умершими, хотя приходят в дом Юлия каждый день, а многие из членов секты – лишь марионетки в руках Серого Кардинала.
На одном из магических ритуалов, где сектанты вызывают мёртвую Мэри, девушка просит у мертвячки исполнения ее единственного желания, которое звучит так: «Я хочу Юлия».
Купить книгу: www.litres.ru/evgeniya-savchenko/poroki/
Характеристики
| Отрывок |
Пороки: Плохие приметы нашего детства Пролог Иногда мне кажется – я знаю тайну мироздания. Почему люди, пряча от холода лица в капюшоны, опаздывают на автобус. И какова их роль в общем существовании. Да, я, определённо, знаю. Знаю, что всё в этом мире скоротечно, и что будет после всего, что холодное небо никогда не изменит своего цвета, как того хотел Чжан Цзяо. А может, он хотел совсем не этого?.. Мир – лишь слово. Его, как кусочек масла, можно размазать по печенью. Мир давно уже перестал быть загадкой, он превратился в помойную яму, сток. Кто-то явно подшутил над нами, раскидав столько смертных и столько неидеальных душ по теннисному мячику. Да, мир – всего лишь мяч для игры в теннис, летящий от одного противника к другому. Когда-нибудь нас отобьют ракеткой. И не будет никакого конца света, мы просто полетим в другую сторону. Хотя, если честно, я думаю, мы уже летим. В обратную. Деградируем, какое ещё доказательство вам нужно? Я так многословна, потому что иду домой по весеннему рыхлому снегу. Выходя из автобуса, обгоняю медлительных прохожих и просто знаю, что мир не изменится, если я не стану спешить. Но этот холод я не люблю. Это небо. Ещё немного и, кажется, меня просто затопчут, я здесь не своя. С трудом понимаю, что меня не держит даже пустота автобусных остановок по утрам в час-пик. Чересчур подкрашенные глаза идущей навстречу девушки, двери подъездов, стандартные рингтоны сотовых телефонов. И снег, стекающий с моих собственных ресниц. Прихвативший с собой немного чёрных комочков и превратившийся в воду, он не красит, совсем не красит моего лица, когда я подхожу к неродной пятиэтажке с окнами-клонами. Почему я каждый раз обречена говорить соседу «All right!» на вопрос о том, как у меня идут дела? Он сам уже достал меня с этим единственным известным ему со школы выражением. Хронический алкоголизм, ничего не меняется. День за днем одни и те же налитые кровью старые глаза. Сумятица. Холодный ветер, бьющий в затылок. Иногда мне кажется, я знаю смысл нашего здесь пребывания. И от этого ещё больше хочется вздернуться в ванной. Каждый предпочитает умирать по-своему. Кто-то влюбляется. И всю жизнь грызет ссохшиеся от старости и тощие от недоедания пальцы, которые подставляет Любовь в ответ. А кто-то отказывается, умирая от истощения. Каждый умирает по-своему: от токсичных библиотек или высоких детских площадок. У каждого свое предпочтение на этот счет. Да, именно. Это мы представляем смерти счёт, наоборот быть не может. «Вот, смотри, я сделал уже столько и столько, теперь настал мой черёд умирать». А я всё никак не соберу достаточно пунктов в этом портфолио-счёте для новой подруги-смерти. Так и приходится бороться за собственную посещаемость на занятиях. И читать Фрейда по ночам, не слушая грязные вопли соседей. Примета №1. Убить паука – к несчастью Утро 29 сентября 2007г. Вид балкончиков дома напротив не менялся уже вторую тысячу лет. И, судя по всему, никто и не собирался наводить там порядок. Небрежно развешанные на бельевой верёвке трусы-носки уже должны были бы окаменеть от времени их сушки. Осень обостряла извечное желание сделать хоть что-то, чтобы оторваться от рутинной привычной жизни. Осень вообще всегда и всё обостряет. Лето уже не нужно, оно ушло. Оставило напоследок немного тёплых улыбчивых дней. Но ушло. – Предлагаю прогуляться куда-нибудь, – она всегда задавала вопрос по одной и той же схеме – так, чтобы потом самой же на него и ответить. – Куда? – Я уже достаточно устала от её общества, чтобы дойти до состояния, когда не хочется бороться с накатывающим безразличием. – Можем сходить к кому-нибудь, или посмотреть какой-нибудь… – Не будь лицемеркой, – с раздражением тоже было бороться бесполезно, – Просто скажи, куда ты хочешь пойти? – Помнишь, где раньше было здание старого детского садика? Ну, мы ещё когда-то приходили туда после занятий, сто лет назад, помнишь? Сто лет назад… Прошел всего год. И за этот год кому-то из нас прибавилось взрослости, кому-то притворства. А кто-то сейчас явно переигрывал. Но, в целом, идея была неплохой. Брошенные развалины детского сада находились за пару автобусных остановок от моего дома, недалеко от городского парка. Новое здание построили ближе к центру – так, считалось, удобнее родителям, отвозящим своих малышей в садик по пути на работу. – Ладно, – кивнула я, – Идем в заброшенный детский сад. Возвращаясь туда, где давно не был, всегда замечаешь, насколько время всё изменило. Изменило, прежде всего, тебя. Чего-то ты никогда не замечал прежде. И, наоборот – на что-то, теперь кажущееся нестоящим, ты раньше обращал слишком много внимания. Сразу стало понятно, что мы здесь не одни. Но дверь была, как и всегда, не заперта, а значит, никто не запрещал нам войти. Всё изменилось в этих развалинах. Вернее, развалинами бывший детский сад уже назвать было нельзя. Разве что только снаружи. А внутри кто-то достаточно постарался, обустроив бывшие пустые и пыльные комнаты так, что стало ясно: детский сад больше не развалины, здесь живут. Но живут необыкновенно, не так… Любопытство подогревала одна деталь: дверь была не заперта. Странность окружающих предметов не отпугивала, а скорее наоборот, приглашала рассмотреть их, изучить, докопаться до сути. Повинуясь инстинкту, мы с Никой прошли дальше. Там, где раньше был просторный холл, остался узкий проход между двух возвышенностей, накрытых тяжелой грязно-молочной асбестовой тканью. Две площадки, разделенные коридорчиком, были не выше колена, но пройти между ними вдвоём невозможно. Я взяла Нику за руку и потащила за собой. Несмотря на странность в изменившейся обстановке, она не сопротивлялась. Быть может, её грели воспоминания годовой давности, когда мы приходили сюда одни, пропуская занятия университета, забывали учебу, забывали друзей, выговоры родителей. Когда пачкались о пыльные стены и целовали друг друга, сидя на подоконнике. Тогда казалось чем-то высоким, чем-то особенным то, что две девушки находят романтику в обветшалых стенах, где когда-то бегали и смеялись дети, где проходило чьё-то детство. Где мы и сами вспоминали своё детство в перерывах между изобретательными ласками, сплетали руки в замок. Вспоминали, как медленно взрослели в одном дворе, в одной группе детского сада, в одном классе средней школы. Негласным правилом было одно: не говорить о бывших парнях и о том, почему мы учимся не в одном университете. Наши планы сошлись в выпускном классе на том, что мы обе идем в медицинское училище. Ника, ничего не сказав мне, после выпускного вечера подала документы на физико-математический факультет. Но и я, не сказав ей ни слова, решила пойти учиться на психолога. Она поступила. Я – лишь со второго раза. Она – некрашеная темная брюнетка, я – бледное рыжее существо с худыми руками и ногами. В комнате было достаточно светло. Занавески нежного древесного цвета пропускали лучи солнца, создавая иллюзию угасания дня. Мебель отсутствовала. Здесь не было ничего, кроме мягких волн золотисто-коричневой ткани на полу и разбросанных по углам пухлых подушек. Комната преобразилась, не такой мы видели её год назад. Теперь она казалась теплой, а не заброшенной и забытой. Не хватало, пожалуй, лишь мерцания свечей. Но кто зажигает свечи днем?.. Нет, они созданы для ночи, для ласковой, осенней ночи, когда своё тепло хочется отдаться без остатка лишь одному… И они словно были частью обстановки. Эти двое, сидящие прямо на полу, удивительно вписывались во всё увиденное нами в развалинах старого садика. На парне была чёрная рубашка из мягкой ткани. Его френч валялся неподалеку, сброшенный в порыве как что-то ненужное, лишнее в данный момент. У него были длинные чёрные волосы, которыми девушка опутала свою левую руку. Она сидела на коленях у парня, и обворожительно улыбаясь, обматывала очередную прядь вокруг указательного пальца. Темноволосому парню, казалось, всё равно, что она поймала его в ловушку; закрыв глаза, он скользнул языком по её открытым плечам к шее, вверх, к подбородку, и со слепым аппетитом укусил за нижнюю губу. Левая ладонь блондинки сжалась, и девушка настойчиво потянула его за волосы, с удовольствием демонстрируя своё превосходство. И в тот же миг мы услышали недовольный стон – парень вовсе не собирался отпускать её. – Это же готы, – зашептала Никки. – Не хватало ещё, чтобы… – Тише, – мне не хотелось, чтобы наше присутствие заметили так рано. Ужасно хотелось знать, чем закончится схватка. Блондинка чуть ослабила левую руку, роняя несколько прядей. Второй рукой она уцепилась за воротник его рубашки. После непродолжительного поцелуя, когда она всё же позволила парню дотянуться до своего лица, положение несколько изменилось. Теперь она, прикусив его язык, тянула парня на себя, а он отстранялся, по-прежнему не открывая глаз. Видимо, девушка перестаралась с укусом. Послышался болезненный стон, и они оба едва не свалились. Парень вовремя успел упереться рукой в пол, чтобы удержать девушку на себе. Зато блондинка, посчитав, что он пытается её спихнуть, мгновенно вцепилась в него ногтями. Ладонь девушки соскользнула, и на его шее осталась пара багровых полос. В опровержение её страха он сильнее сжал руку, которой уверенно обнимал ее за талию: – Ты неужели могла подумать, что я тебя уроню?.. – Его голос прозвучал приглушенно, но насмешливо. – Но всё равно ты проиграла. – Ну, почему же? – Она нежно запустила руки под его рубашку: – Я бы так не сказала… – Ты не умеешь бороться без боли. Садистка. За спиной мы услышали, как скрипнула и захлопнулась входная дверь. Словно механизм мышеловки. Блондинка резко повернула голову в нашу сторону. Парень открыл глаза. Но он по-прежнему смотрел на неё. Смотрел заинтересованно, дико. – Это что ещё за Кнопка и Скрепка?! – Её тонкий чистый голос разбивался о стены комнаты. – Юлий, ты пригласил ещё пару потенциальных марионеток? – Нет, что ты, – шептал он ей на ушко, словно нас здесь не было. – Они приходят сами, они все теперь приходят сами. И, кстати, они все уже порядочно надоели мне. Девушка выбралась из рук длинноволосого Юлия и раздраженно взглянула на меня: – Послушай, возьми свою подругу, и, пожалуйста, просто удались. Её заглушил громкий смех: – А-ха-ха!!!.. Как вежливо, Сатира, как жутко вежливо! Растерянная, я уставилась на него, понимая, что лучше бы уйти, да только как-то глупо… Сатира фыркнула что-то неразборчивое в ответ и, распихав нас с Никой по сторонам, вылетела из комнаты. Юлий продолжал заразительно смеяться. Сбитая с толку, я тоже несмело улыбнулась. Взгляду этого человека невозможно было не подчиниться. Никки вытащила меня в холл, бестолково осыпая проклятиями мою несчастную рыжую голову. Где-то между фразами «Ты о чём вообще думала?!» и «На кой чёрт мы вообще сюда пошли?!», я вдруг поняла, что стою в проходе между двумя накрытыми светлой тканью возвышенностями, а Никки тянет меня за руку вперед, к выходу из развалин. Не желая уходить, я обернулась, не вполне понимая, что именно хочу увидеть позади себя. Конечно же, его не было. Странный парень по имени Юлий остался в комнате без мебели. Снова скрипнула входная дверь, и мы услышали давно знакомый голос, который вернул нас в более адекватное состояние: – Эй, старые знакомые! Никогда не думал, что встречу вас здесь! – Голос принадлежал Тоду, нашему с Никой бывшему другу по школе. Он учился в параллельном классе «А», пока не решил, что учёба – это занятие гиблое и для него не подходящее. – Тод! – Из одного состояния потрясения Никки перешла в другое. – Ты тоже вместе с этими?! Его лицо приняло невразумительное выражение: – Вместе с этими… С кем? Ника робко указала пальцем на дверь за своей спиной: – Мы там застали парочку готов за прелюдией. Они смотрелись жутко глупо, ты бы только это видел! – Ааа… – Задумчиво протянул Тод. Затем вдруг согнулся от хохота, сжав руками грудную клетку, и небрежно пояснил: – Это не готы, нет. Это наверняка были Сатира и Серый Кардинал. – Чего?! – Появление Тода постепенно возвращало меня к реальности после чудного зрелища, но говорил он какую-то чушь. – Серый Кардинал. – Тод стал чуточку серьезнее. – Так вы не знаете его? Тогда, почему вы здесь? – Мы здесь, потому что дверь была не заперта, – гениальный ответ от Никки прозвучал несколько небрежно. – А она не запирается никогда. – Тод, глядя на неё, тоже впал в ступор, как если бы он говорил нам простые вещи, а мы никак не могли ухватить их суть. – Эй, Тод! Юлий хотел видеть тебя. – Тонкий приятный голос прозвучал откуда-то слева сверху. Я повернулась и увидела блондинку, стоящую на лестнице. У здания имелся второй этаж. Заметив нас, Сатира не стала ждать, пока Тод ответит, а сразу кивнула ему в сторону двери: – Он в Песочной Комнате. – И ушла, застучав каблучками по деревянным ступеням, ведущим с застеленной возвышенности в сумрак верхних комнат. Тод заторопился, протискиваясь мимо нас по узкому проходу. Возле входа в комнату, где остался Юлий, остановился и небрежно бросил нам: – Вечером, если захотите, можете придти. Здесь бывает много народу, и мы рады новым людям. Я расскажу вам всё при встрече, это будет интересно, поверьте. – Мы придем, Тод. – Ответила я за нас обеих. – Тогда, до вечера. – Он исчез за дверью. Никки недовольно сжала мою руку, глядя на меня со злобой. Видимо, ей нужны объяснения. А я смотрела на неё, а видела лицо Юлия, Серого Кардинала, как назвал его Тод. Видела в её глазах его чуть раскосый, звериный взгляд. Именно глаза и длинные темные волосы делали его похожим на… индейца, наверное. Тонкие губы и строгие черты лица. Моргнув, прогоняя видение, я поцеловала Никки в губы. На удивление, она мне ответила. А мне казалось, она сердится. Проведя кончиком языка по её губам, я вздохнула: – Идем. Здесь очень много воспоминаний. Примета №2. Упавшая на пол ложка или вилка предвещает скорый приход женщины Вечер 29 сентября Неопределённое понятие «вечер» играло на нервах. Предупредив своих домашних, что вернусь поздно, я снова отправилась к зданию бывшего детского сада. Закат ещё только начинал разгораться в тихом осеннем небе. Я понимала: Никки будет недовольна. Её тоже заинтересовали перемены, произошедшие с развалинами, удивили люди, которых мы там встретили. Но обо всём этом она говорила с чувством кислого негатива. Всё не так, всё не то. Готы. Так она называла любые субкультуры, которые терпеть не могла. Готы… Да никакие они не готы. Вспомнился чёрный френч Юлия и потрясающее темно-фиолетовое платье Сатиры – короткое, с затянутым на груди корсетом. Затянутым так, что каждый вдох, казалось, делался с усилием, её тело словно вырывалось, протестуя против крепкой шнуровки. Хотя… Я не могла прогнать ощущение, приклеившееся ко мне сразу после того, как я нерешительно взглянула в раскосые глаза Юлия. Этот человек стоит того, чтобы задыхаться рядом с ним. Дверь, как и прежде, была не заперта. – Эй, Кнопка, неужели ты осмелилась придти вновь?! – Язвительно-насмешливые слова, произнесённые глубоким тонким голосом, заставили меня пожалеть о том, что я не послушала Нику. Из небольшой толпы, стоящей в холле, вынырнул Тод: – Это я позвал их, Сатира. – Следующий его вопрос был обращен ко мне: – А где твоя девушка? Где Никки? – Да, куда ты дела Скрепку, а? – Сатира рассмеялась каким-то неестественным, пьяным смехом. – Угомонись, прошу тебя. – Тод немного виновато посмотрел на неё. – А что такого? Просто они мне очень понравились, – она перевела взгляд на меня, и её глаза сразу стали холодными и колючими. – Мне кажется, в будущем у нас будут особенно тёплые отношения. Верно?.. – Я тоже на это надеюсь, – меня удивляло её состояние: словно пьяна, но это явно не так. Или всё-таки… – Надо же, она умеет разговаривать! – Сатира кривлялась, смеясь мне в лицо. И всё же, она вызывала во мне больше восхищения, чем неприязни. Кто-то из вошедших поинтересовался, скоро ли придет Серый Кардинал. Всполошившись, Сатира помчалась на второй этаж «переодеться». Тод разговаривал с кем-то, кого я не знала. Воспользовавшись тем, что внимания на меня никто не обращает, я решила осмотреть холл, который теперь выглядел иначе, нежели при нашем утреннем посещении. Лоскуты ткани были сняты, под ними оказалось множество невысоких продолговатых африканских барабанов. Они были составлены так, что образовывали единую плоскость. И, что показалось мне ещё более странным, по ним ходили люди, оставляя каждым своим шагом тихий глубокий отзвук. Создавалось впечатление, что комната наполнена этими отзвуками небрежных шагов и словами, сказанными друг другу невзначай, шепотом, голосами, парящими в воздухе между силуэтами людей и их тенями. Воздух наполнял одурманивающий дым. Осмотревшись по сторонам, я заметила, что многие из присутствующих держат в руках тлеющие палочки благовоний. Люди вдыхали их дым, они смеялись, разговаривали между собой и чуть покачивались, когда проходили мимо меня, оставляя за собой удушливый шлейф тлеющего бамбука, корицы или лаванды. – Эту комнату называют Комнатой Там-Тамов. – Тод протянул мне руку, предлагая взойти на звонкую плоскость. Я приняла приглашение и забралась к нему: – И почему же? – Потому что эти барабаны так называются. Ты разве не знала? – Он посмотрел на меня с такой насмешкой, будто бы я спросила об абсолютно всем известном факте. – Не смотри на меня так, я себя тупицей чувствую. От моих слов он расхохотался. Толпа разрасталась, шум и запах тлеющего бамбука становились всё ярче. От непривычной обстановки голова начала кружиться, с каждой минутой набирая скорость. Когда у Тода закончился приступ смеха, он предложил: – Давай выйдем на воздух. Иначе ты плавно сойдешь с ума. В первый раз всегда бывает именно так, знаю по себе. Я кивнула. Стояла звёздная ночь. Млечный путь невозможно было разглядеть, но он бы только портил картину. Мерцающая роса на черном бархате неба… – Надо же, ты ничем не отличаешься от остальных. – Тод достал пачку сигарет, чтобы закурить. – Выходя ночью из дома, сперва смотришь на звёзды. Неужели нет ничего более достойного внимания, чем эти маленькие недоступные огоньки на столь же недоступном небе? От его слов у меня начался нервный тик: – Тод, и это ты? С каких пор ты начал говорить словами пьяных поэтов? Он посмотрел на меня с укором: – Не осуждай за то, что пьяных. А вообще… Попробовала бы ты оставаться в этом доме и разговаривать как дворовое быдло… – Вот, – меня порадовала перемена в его голосе, – У тебя уже выскальзывают отвратные сленговые слова. Значит, ты не поэт. А насчет звёзд, – я улыбнулась. – Звёзды хотя бы красивы. А на что ещё смотреть? На тебя что ли?.. Он оскорблено покачал головой: – Как ты жестока… – Чем тебе звёзды-то не понравились?! – Мое шуточное восклицание произвело на Тода какое-то вдохновляющее впечатление. Театрально подняв к небу взгляд, он заговорил: – Слишком далекие эти звёзды. Никчёмные, потому что достать их нет возможности. Я не могу найти смысла в том, что люди так часто думают о них. Все эти теперешние поклонники астрологии… – Теперешние? – Поток его слов вверг меня в уныние. – Люди и в древности задумывались об изучении звёзд, Тод. Так что ты неправ. – Я и не претендую на то, чтобы меня считали правым, – он всё ещё смотрел на звездное небо. – Но в звёздах нет смысла – это я так считаю. Не дотянуться, не познать, не ощутить, не попробовать. Думать о звёздах столь же бесполезно, как и мне любоваться с тобой звёздным небом, зная, что ты спишь со своей подругой. Мне стало не по себе. – Вот, значит, к чему весь этот спектакль о недостижимом, – нужно было как-то свернуть тему. На мгновение я задумалась, а потом неуверенно спросила: – А что произошло с этим местом, Тод? Его выражение лица стало сосредоточенным: – Хочешь знать, кто такой Серый Кардинал? – Да, – мне было всё равно, что он подумает о причине моего интереса к Юлию. Я и сама не могла толком разобрать, почему он интересен мне. – Ну, что же… Я знаю не так уж много, – одна его маска сменилась другой. Сосредоточенность уступила гримасе «как бы чего лишнего не ляпнуть»: – Он выкупил это здание, и я понятия не имею, чего это ему стоило. Однажды я встретил его в книжном магазине, он раскритиковал мистику, которую я хотел купить. И мы разговорились. А после того, я как пришел сюда впервые, стал возвращаться каждый день. – А эти люди? – Я кивком указала на входную дверь. – Такие же, как и я. У них, правда, свои причины возвращаться сюда снова и снова, и, быть может, не так часто, как я… – Хорошо, ладно, – из слов Тода я ничего не поняла, но узнать мне хотелось вовсе не о том: – Кто такой Юлий? Слова Тода прозвучали странно: – Он – нечто необычное. Не то сектант, не то настоящий колдун… Ты бы видела, какое волшебство он нам показывал! Он много говорит, во всем этом очень легко запутаться. Пожалуй, из всех его понимает только Сатира. И занимает рядом с ним вполне обоснованное место. Что? Чтобы один парень в адрес другого говорил подобное?! Уважение здесь не причем, он ему почти поклонялся. А поклонение… Что же нужно сделать, чтобы заставить людей так относиться к себе… На мгновение показалось: я схожу с ума. Я увидела, как по узкому тротуару возле дороги, освещённой холодным светом ночных фонарей, идет Юлий. Идет, укутавшись в свой чёрный френч, а его длинные волосы разметались по плечам, делая силуэт ещё более похожим на безликую тень. Черные глаза на бескровном лице смотрятся издали, словно два острых вытянутых треугольника. Мне стало холодно. – Пойдем, нужно предупредить всех, что Серый Кардинал появится через минуту, – Тод тоже заметил его. А в доме уже началось необыкновенное действо: пришедшие танцевали на барабанах какой-то дикий танец племенных индейцев. А может быть, африканцев. Голые ступни стучали о поверхность барабанов, производя восхитительный магический ритм беспорядочного движения. Музыки не было. Лишь этот стук, смех Сатиры и приглушенные голоса, вопрошающие, скорее всего, о самом сокровенном. К нам сквозь толпу прошла девушка в великолепном темно-фиолетовом длинном платье. Прошла свободно, поскольку толпа расступалась перед ней, словно Сатира была хозяйкой этого дома. Сатира вела себя как настоящая Богиня. И выглядела соответствующе. Светлые локоны её пышных волос рассыпались по плечам, где были умело нарисованы распускающиеся белые лилии. Снова платье без бретелек на корсете, только на этот раз шнуровка располагалась на спине. Поверх атласной фиолетовой ткани корсет был покрыт крупной черной сеткой, а свободные воланы стелились вниз, до самого пола. В шнуровку корсета были вплетены широкие белые ленты. Зрение начинало меня обманывать. Темное платье Сатиры подчеркивало её безупречно белую кожу. И в то же время цветы, нарисованные белым косметическим карандашом, должны были подчеркивать контраст между её кожей и истинным белым цветом… Словно она говорила всем: «Я не ангел, но так к этому близка…». – Тод, где Юлий, он ещё не вернулся? – Тон её голоса выдавал легкое волнение. – Он будет через пару минут, – Тод с усилием отвёл от нее глаза – очевидно, пялиться на девушку Серого Кардинала было «нехорошо». – Мы видели его на улице. Она кивнула, намереваясь снова уйти сквозь толпу. – Сатира, – окликнул ее Тод, – кажется, он не в лучшем настроении. Безмолвно наблюдая за их разговором, я увидела, как на лбу Сатиры в ответ на предупреждение Тода настороженно собрались две горизонтальные складочки. Но вот скрипнула входная дверь, и складочки плавно разгладились. Сатира ещё раз кивнула Тоду и, мягко улыбнувшись, поплыла к вошедшему. Взгляд Юлия был острым и холодным. Все почувствовали приход Серого Кардинала. Движение в один миг замерло; люди ждали, пока он что-нибудь скажет, что-нибудь сделает, что-нибудь позволит… Даже дым бамбуковых палочек, казалось, остановил свое течение по комнате. Юлий и правда значил для присутствующих нечто большее, чем просто хозяин этого дома. Нечто высшее, подобное божеству. И они жадно пожирали взглядами его усталость и холод, прятавшийся в локонах чёрных волос. Они ждали волшебства, магии, их глаза молили об этом: «Дай нам огня, дай воздуха…». А божество лишь небрежно положило руку на плечи Сатире и раздраженно проговорило: – Веселитесь, не нужно тишины. Возня, разговоры, стук барабанов, запах лаванды и корицы вернулись вновь. Словно кто-то нажимал на кнопку «пауза» и теперь снова включил яркий, одурманивающий фильм. Серый Кардинал прошептал Сатире несколько слов, но среди общего шума я не разобрала их. Он увел блондинку за узкую дверцу, располагавшуюся возле входа в Песочную Комнату. Тод затащил меня в толпу – наверное, специально подальше от той двери. И мы танцевали, как и все вокруг, смеялись и болтали, как и все вокруг, дышали общим воздухом Комнаты Там-Тамов, смешанным с завораживающим дымом тлеющих благовоний. Мы делали то же самое, что и все вокруг нас. – Почему здесь так много народу? – Я задала вопрос спонтанно, на самом деле мне было всё равно. – А как, ты думаешь, называют это место? – Тод хитро ответил вопросом на вопрос, и я, не раздумывая, сдалась: – Не знаю. Как? – Дом, Где Никогда Не Запирается Дверь. – Мне кажется, – я перестала танцевать, делая вид, что устала. – Мне кажется, что вы слишком много вкладываете в название. Вещи такие, какие они есть. Всего лишь вещи. – Да, но название очень подходит к этому месту, не правда ли? Серый Кардинал никогда не запирает входную дверь. – Тод тоже остановился, внимательно смотря на меня. – А почему вы его так называете? Почему именно «Серый Кардинал»? – Не знаю, – он пожал плечами. – Все его так называют. Раз называют, наверное, на это есть причина. – Я устала, хочу немного отдохнуть, – мне хотелось пойти следом за Юлием и Сатирой, но Тод внезапно схватил меня за локоть: – Послушай, тебе не следует соваться к Юлию. Сатира долго думать не станет… – Спасибо за предупреждение, – я вывернулась из его цепких ладоней. – Но кто сказал тебе, что я собираюсь влезать в их взаимоотношения?.. Да и потом, ты же сам говорил об этом, – я потянулась и прошептала ему на ухо: – Я же сплю со своей подругой. Тод рассмеялся: – Это вовсе не означает, что беспокоиться не о чем. Проскользнув за дверцу, за которой скрылись Сатира и Юлий, я оказалась в длинном коридоре. Пол был уложен старой исцарапанной кафельной плиткой, а по сторонам коридор разветвлялся на многочисленные комнаты. Кое-где не было дверей, везде лежала пыль, с потолка свисали одинокие паутинки. Эта часть развалин совсем не изменилась с тех пор, как мы с Никки бывали здесь год назад. Шелест ткани, отзвуки пошлой возни и всхлипы доносились из комнаты в конце коридора. Дверь там отсутствовала, и я тихонечко остановилась у входного проема, осознав, какую глупость сделала, придя сюда. Черный френч был небрежно брошен на стопку книг, сваленных на пыльном столе. Сатира сидела на подоконнике, ногами обнимая Юлия, который сжимал её бедра, откинув длинные воланы темно-фиолетовой ткани. С трудом отрывая его руки от себя, она всё же стянула с Серого Кардинала рубашку. На мгновение я прикрыла глаза. Тяжело вдруг стало видеть её счастливое лицо, слышать его нарастающее дыхание, шелест скользящей ткани. Но потом блондинка начала стонать всё громче, и я снова открыла глаза, чтобы не обманывать свое воображение. На лице Сатиры отражалась сладостная агония. Тонкие цепкие пальчики оставляли на спине Юлия темные борозды садистских наслаждений. Она то целовала его, то неистово запрокидывала голову назад, позволяя Серому Кардиналу губами стирать белые цветы, нарисованные на её плечах. Когда дыхание её начало сбиваться, она порывисто обняла его за плечи, словно цепляясь за последний выступ скалы перед тем, как упасть в пропасть. Взгляд Сатиры проскользнул по столику с книгами, противоположной стене и дверному проему. В животе похолодело и оборвалось, когда я поняла, что она смотрит прямо на меня. Смотрит уверенно, чуть насмешливо, со стоном закрывая и открывая глаза. – Знаешь, Мой… Удивительный, иногда… чтобы получать удовольствие, всего лишь… нужна публика… – Ее тонкий мелодичный голос звучал прерывисто, но так легко, словно она просто запыхалась от утренней пробежки. Юлий не ответил. Сжав рукой горло Сатиры, он целовал её губы, глаза, шею, не обращая внимания на размазанную косметику и растрёпанные белые локоны. Сатира провела мягкой ладонью вверх по его спине, оцарапала шею и запустила пальчики в длинные волосы Серого Кардинала. Я не ушла. Опустив взгляд, заметила, как за объёмную пряжку в виде фиолетовой розы на шикарной туфельке Сатиры зацепились её черные трусики с белым кружевом. Невероятно. Белые цветы на плечах. Белые ленты корсета. И белое кружево на нижнем белье. То, что не увидит никто, кроме него и то, что оценит каждый. Сатира не просто оделась для «обычного» вечера, она продумала и сопоставила каждую деталь в своем наряде. Всё это для Юлия?.. Невероятно… Одно движение, и трусики упали на пыльный пол. Вряд ли она вообще вспомнит потом о них. Юлий перевернул Сатиру на живот. Она без стеснения кричала в открытое окно. Кричала в звёздную, бесполезную ночь. В памяти всплыли слова позабытого автора. «Когда вы в этом участвуете – это порнография, когда наблюдаете со стороны – эротика». Никки и я тоже были когда-то в этой комнате. На этом же самом подоконнике. Но острая любовь этих двоих так не похожа на те нежные ласки, что были между нами. И только теперь, стоя на пороге святилища чужой любви, я понимала: правы лишь они. Страсть – это страсть, и в ней не может быть нежности, осторожности или стеснения. Именно поэтому, когда царапины на спине Юлия заживут, Сатира оставит на нём новые отметины. А сейчас это он, держа руки на её талии, сжимает пальцы так, что на теле Сатиры наверняка останутся синяки. Их движения не скованны и не пошлы, они напоминают волны морского прибоя, учащающиеся с каждой минутой, подгоняемые ветром. С единственным желанием заполучить друг друга. Примета №3. Не возвращайтесь за забытой вещью, иначе ваш путь будет неудачным 30 сентября Бесконечные ряды книжных стеллажей окружали меня, словно путаные ходы лабиринта. Чтобы выбрать в этом кошмаре хоть что-нибудь, нужно потратить уйму времени. Взглянув на ценник очередного бестселлера, я поняла – и уйму денег тоже. Книжные магазины всё больше разочаровывали меня. Ничего особо стоящего на полках не было видно. Чересчур часто попадались томики с эзотерикой и пособия для глупышек типа «Как выйти замуж за миллионера». Где нестандартная мистика? Где уникальная классика, которой жаждут ещё не заплесневелые мозги одиноких искателей пищи для ума? Я с грустной улыбкой вспомнила, как в прошлом одна из моих немногочисленных подруг спросила: «А кто такой профессор Доуэль?». И, фыркнув в ответ на мои объяснения, покрутила пальчиком у виска: «Бред какой». Она обняла меня за талию, подойдя со спины. Никки не позволила мне повернуться к ней. Плотно сжав объятия, она прошептала на ушко: – Я вчера звонила тебе сотню раз. Где твой телефон? – Я вчера оставила его дома, – мне не нравилось такое начало разговора, тем более, что тон её голоса был тихим и холодно-заинтересованным. – Раз ты оставила его дома и не отвечала, значит, самой тебя дома не было, – её легкий укус за шею можно было воспринимать и как знак примирения, и как угрозу. Мне не хотелось лгать ей. Да и совершенно не к чему было вообще что-то сочинять: – Я была в развалинах детского сада. – Кого же ты там встретила? – Её объятия стали более тугими, жесткими. – Тода, толпу незнакомых людей, Юлия и… – И Сатиру, да?.. – после этих слов мне пришлось вывернуться из рук Никки. Дышать в её тисках стало уже трудно. – Что ты творишь, мне же больно! – Моё восклицание не произвело на неё никакого впечатления, она только холодно продолжала смотреть, как я сержусь и возмущаюсь, снижая голос до шепота: – Мы же в магазине, здесь люди… Можно, ты не будешь вести себя так, чтобы все на нас пялились? Она безразлично пожала плечами: – Смотрят, ну и что? Будь одна из нас парнем, это было бы для них в порядке вещей. Не уклоняйся от вопроса: ты встречалась с Сатирой? Меня угнетал подтекст её слов. Нужно увести разговор от персоны Сатиры, иначе Ника всё перевернет так, что виноватой в ссоре окажусь я. – Ты мне ответишь или нет, дорогая? – По выражению её лица было понятно: обойти острые углы не получится. – Я видела Сатиру, это правда. И что с того? Я ведь ходила туда, чтобы увидеться не с ней. В голове, словно вспышка, промелькнуло осознание небрежно сказанных мною слов. Проклятье! Нужно было сказать: «Я ведь ходила туда не затем, чтобы с ней увидеться». А теперь на лице Никки уже расцветала пылкая ярость. Эти маленькие красные пятнышки волнения, из-за которых я никогда не могла понять, сердится она или просто сейчас расплачется. – Никки, но ты же видела её всего однажды, и то мельком. С чего вдруг такие выводы? – Иногда она напоминала мне глуповатую шестилетнюю девочку, какой была в детстве. Она до сих пор измеряла линейкой дружбу и ревновала к каждой необыкновенной кокетке, напрочь забывая о том, что присутствие мужчин в наших жизнях ещё никто не отменял. – Ты пойдешь туда? Снова? – Допрос с пристрастием. – Да, Никки, я пойду туда снова. – К ней?!.. – Её лицо исказилось в капризной плаксивой гримасе, но остатки гордости спасли положение – она не заплакала. – Никки… Резко развернувшись, она бросилась к выходу из магазина. – Никки!!!.. Скандал на пустом месте. Наверное, именно поэтому догонять её я не видела смысла. Я вообще не видела смысла во всём том, что она мне наговорила. Продолжая рассматривать яркие корешки книг, я снова и снова прокручивала ссору в голове. Казалось, если бы я нашла момент, в который следовало сказать другие слова или поступить иначе, я бы успокоилась. Но ситуация не поддавалась, Никки всегда была очень упертой. Разубедить её в чем-либо практически невозможно. – Никогда не стоит думать о том, что могло бы быть, если бы мы в прошлом поступили бы иначе. Миллион маленьких «если бы» может искалечить то немногое, что осталось в настоящем. – Рука с тонкой серебряной цепочкой отодвинула мою руку от очередного корешка, за который я собиралась вытащить стоящую на полке книгу. На цепочке висело что-то маленькое, деревянное, цилиндрическое. Как пробка от шампанского, только с резными рисунками по кругу. Юлий вздохнул, одернув рукав френча так, чтобы браслета не было видно. Странный жест. Зачем тогда его носить, если не на показ? – Не можешь выбрать книгу? – Юлий задумчиво перебирал взглядом названия тематик над полками. – Здесь слишком часто попадаются книги околорелигиозного содержания, – я не могла понять, узнал он меня или же просто решил заговорить с незнакомкой: – Все эти экстрасенсы, целители, предсказатели, маги… На лице Серого Кардинала появилась острая улыбка, которая так идеально подходила к его удивительным глазам индейца: – Не любишь магов? Почему? Я покачала головой: – Сплошной обман. Большая часть из них – ничего не представляющие из себя пустышки, делающие вид, что в них есть нечто особенное. Знаешь, достаточно небольшой кучки мелких, но бросающихся в глаза деталей внешнего облика и пары слухов о неизвестном, несчастном или туманном прошлом, и вот люди уже интересуются твоей личностью, как будто ты сотворил чудо по спасению Вселенной. А ты всего лишь солгал. – Как критично, – Юлий рассмеялся, от чего мне захотелось стать маленькой-маленькой и уползти под стеллаж с книгами. – Знаешь, Кнопка, ты рассуждаешь как все. Вот как. Он всё же узнал меня. Значит, можно завязать более дружественный разговор, чем обсуждение эзотерики. – Ты часто ходишь в этот магазин? – Задав этот вопрос, мне почему-то вспомнились школьные уроки английского, где мы заучивали стандартные фразы для построения книжных, неживых диалогов. Мои слова прозвучали так, словно я говорила штампами, нарубленными в детстве на уроках чтения и письма. – Да. А ты? – Ответил он мне таким же штампом. Разве что только голоса не хватало электронного. Мне до жути захотелось ответить штамповкой типа «Я тоже часто хожу в этот магазин. Давай ходить сюда вместе», но я удержалась. Он снова рассмеялся и протянул мне две книги, которые держал в руке: – Раз уж ты ничего не можешь выбрать, возьми это. Я приняла книги и взглянула на обложку. Зигмунд Фрейд «Психоанализ конечный и бесконечный». Вторая – он же, «Толкование сновидений». Фрейд?! Протянув ему книги обратно, я обиженно надулась: – Не стану я это читать. Все говорят, Фрейд – извращенец. Но Юлий уже засунул руки в карманы, не собираясь ничего у меня забирать. Он недовольно сощурился, тихо спросив меня, словно его никто не должен слышать: – Все говорят… А что думаешь ты? – А я думаю, что мне не стоит тратить время на чтение этого. – Напрасно, – Юлий пожал плечами. – Книги уже оплачены, так что можешь оставить их себе. Будешь демонстрировать их друзьям, хотя бы делая вид, что ты наплевала на общее мнение. Мы шли молча, не обговаривая маршрут. И это было ни к чему – пункт назначения был и так понятен. Юлий не вынимал руки из карманов. Так странно: сегодня более ветреный день, чем вчера, но ни одна пуговица на его френче не застегнута. А вчера вечером он шел, укутавшись так, словно на асфальте уже лежал иней. В Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь нас уже ждали. Вернее, ждали его, Серого Кардинала. Сатира подбросила в воздух багровые бархатные лепестки нежных цветов, как только мы вошли. Увидев меня, она состроила недовольную гримасу, которая в мгновение испарилась, едва она перевела взгляд на Юлия: – Выгуливал Кнопку? Он как-то с натяжкой ухмыльнулся и, подойдя к ней ближе, нежно провел тыльной стороной ладони по её шее: – От цветов что-нибудь осталось? Её глаза загорелись и, отвечая ему, она смотрела на меня: – Изумительный букет. Благодарю тебя. – чмокнув его в щеку, она помчалась в Песочную Комнату, на ходу отрывая лепестки от нескольких роз, что были в ее руке, и подбрасывая их вверх. Серый Кардинал, тихо смеясь и качая головой, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Тод остановил меня, когда я намеревалась пойти вслед за ним: – Сатира недовольна. – Плевать мне на Сатиру. – Было бы плевать, ты не отвечала бы шепотом, боясь, что кто-то может услышать. Его слова рассердили меня. Я решительно направилась в сторону Песочной Комнаты. Мне и самой было непонятно, зачем я это делаю, но в голове крутилась идея «Сейчас я ей всё выскажу!». – Стой! Зачем? – Тод споткнулся и не смог меня удержать. Распахнув дверь, я увидела Сатиру. Присев на пол, она отрезала с катушки тонкую черную ленту, предназначенную для упаковки подарков. Огромное количество стеклянных сосудов разной формы стояло на полу, подоконнике, на стопках книг. Во многих красовались перевязанные лентами букетики темно-красных роз. А асбестовая ткань пола была буквально застелена беспорядочно лежащими багровыми цветами. Перевязав очередной букет, Сатира начала собирать новый из роз, лежащих на полу. Я ещё раз посмотрела на букеты. Стояли они в чем попало. Она использовала и прозрачные вазочки, и простые банки, и высокие бокалы, и какие-то колбочки и пробирки, напоминающие мне школьный кабинет химии. – Я собрала всё, что было стеклянного, – словно читая мои мысли, сказала Сатира тоном наивной девочки. – Но если ты найдешь ещё что-то, то принеси это мне, прошу. Пока я пыталась сообразить, что ответить, она наслаждалась моим удивлением: – Это было, когда я проснулась, а Юлий уже ушел. Столько цветов, я принесла их сюда. Я была в таком восхищении, что рассыпала все до единого. – Она подняла голову, внимательно посмотрев на меня, будто сказанные ранее слова предназначались вовсе не мне. – А тебе, Кнопка? Тебе когда-нибудь дарили столько цветов утром? Тод буквально выдернул меня из комнаты за руку, и под громкий издевательский смех Сатиры потащил в одно из ответвлений коридора, где пол был уложен кафелем. Комнатка была маленькой, но с мебелью. Только когда я устало села на маленький диванчик, заметила, что всё ещё сжимаю в руках книги, «подаренные» мне Юлием. – Что ты лезешь между ними, зачем тебе это нужно? – Тод присел рядом, аккуратно смахнув рыжие локоны, упавшие на моё лицо. – Она же совсем меня не знает. Почему она со мной так?.. Тод, вздохнув, облокотился на спинку диванчика: – Это Сатира, она со всеми такая. – Затем он снова наклонился вперед, чтобы взглянуть мне в лицо. – Ты на ее место метишь или мне показалось? Я резко обернулась к нему: – Что?!.. – Ну, в смысле, поближе к Юлию, подальше от Никки? – Плохая шутка. – Ну, тогда ладно. Он встал с дивана, и подошел к столу, на котором лежали тонкие бамбуковые палочки. Щелкнув зажигалкой, поджёг одну из них. Легкий дымок потянулся вверх, к потолку. – Ты собираешься этим дышать? – Мне вспомнился вчерашний вечер – Комната Там-Тамов, наполненная теплыми дымными запахами и плавающими в них звуками. – Не совсем, – он небрежно улыбнулся и снова присел рядом со мной на диванчик, протянув мне тлеющую палочку. – Я хочу, чтобы вдохнуть это попробовала ты. – Зачем? – Мне вдруг стало не по себе. Идея глубоко вдыхать дым благовоний из рук Тода казалась мне небезопасной. – Просто попробуй. – Его лицо выглядело простым и бесхитростным: – Ведь ты никогда так не делала, верно? Лучше сделать и жалеть, чем жалеть и не сделать. – Этим выражением можно оправдать даже самые грязные проступки, знаешь ли. – Я всё же взяла из его рук бамбуковую палочку и осторожно вдохнула небольшое количество дыма. Дым обжег горло, захотелось пить. – Нет, – Тод отрицательно покачал головой: – Вдохни его так, будто бы ты просто дышишь. Давай… Горло защипал сухой мандариновый вкус, но ощущение было приятным, словно вместе с дымом я вдыхала жаркое тепло солнца. Тод поджег ещё одну палочку и, закашлявшись, затянулся дымом сам: – Я обычно предпочитаю просто курить. Но этот пафос придумал Серый Кардинал, а все остальные повторяют за ним, как мартышки. И я в том числе. Юлий… это придумал Юлий… Я снова втянула дым. Было приятно выдыхать его через нос. Тод, затянувшись поглубже, начал смеяться, и дым выходил у него изо рта небольшими резкими клубами, словно из трубы мультяшного паровоза. Сложности начались, когда я поняла, что комната начинает медленно плыть перед глазами. Движения рук стали непослушно-автоматическими. «Просто нужно собраться и придти в себя. И уходить отсюда» – подумала я. Но, закрыв глаза, чтобы собрать мысли воедино, я поняла, что это невозможно. Как только веки мои опускались, голова с неизвестной мне ранее скоростью начинала кружиться четко по часовой стрелке и чем дальше, тем быстрее… ……… |
0 комментариев