photo

Звёзды против свастики - часть 2

80 руб
Оценка: 0/5 (оценили: 0 чел.)

Автор: Антонов Александр

вставить в блог

Описание

Вторая часть «…Пожнёшь бурю» заключительной книги «Звёзды против свастики» альтернативной саги «Красным по белому». В приключениях Михаила Жехорского, Глеба и Ольги Абрамовых, а также Николая Ежова автор, наконец, решил поставить точку, подведя повествование к логическому, как ему кажется, завершению.
 
Приобрести книгу: https://www.litres.ru/aleksandr-antonov-4/zvezdy-protiv-svastiki-chast-2/

Характеристики

Отрывок Александр Антонов
КРАСНЫМ ПО БЕЛОМУ
(альтернативная сага)

«Им нужны великие потрясения,
нам нужна Великая Россия!»
П.А. Столыпин

Книга четыре
ЗВЁЗДЫ ПРОТИВ СВАСТИКИ

Часть вторя
…ПОЖНЁШЬ БУРЮ

19-июнь-41

ОХОТА НА «СЕРЫХ ВОЛКОВ»

Москва. Здание КГБ СССР. Кабинет Ежова

Закрывая очередное совещание, председатель КГБ СССР произнёс:
– Начальников Первого и Второго отделов попрошу на пару минут задержаться.
Когда в кабинете остались только они трое, Ежов распорядился:
– Доложите, как чувствует себя наша американская VIP-гостья?
– А что с нею станется? – усмехнулся Бокий. – Раздвоилась и благополучно существует в обоих телах одновременно.
– Это я помню, – кивнул Ежов. – Добавьте конкретики.
Бокий чуть заметно пихнул Захарова в бок, мол, тебе начинать.
– Жгучая брюнетка мисс Элеонора Болдуин, доставая своей милой стервозностью проводниц в вагонах и обслугу в гостиницах, путешествует по Транссибирской магистрали. С этой ролью успешно справляется очень похожая на оригинал наша сотрудница…
Захаров глазами передал эстафету Бокию.
… – А очаровательная блондинка и по совместительству корреспондент нескольких шведских изданий фрекен Лизабет Нильсон, – охотно подхватил тот, – с ролью которой не менее успешно справляется оригинал Элеоноры Болдуин, в настоящее время пересекает территорию Третьего Рейха под негласным присмотром наших агентов.
– Это всё? – чуток помедлив и не дождавшись добавки, спросил Ежов.
– Всё! – сказал Бокий.
– Всё! – подтвердил Захаров.
– Ну, хоть где-то у нас всё прекрасно, – подытожил Ежов. – Свободны оба!

Моя фамилия Муравьёв-Хачинский…

Если Скороходов или Берсенев и строили какие-то планы относительно своего пребывания в Питере, то обломились оба. По окончании экскурсии их блокировали на втором этаже института Подводного кораблестроения некие неразговорчивые личности, предъявили удостоверения военно-морской контрразведки и предложили следовать за ними. Ну как таким настойчивым парням откажешь?
Их не стали выводить через вестибюль, а провели чёрным ходом во внутренний двор, где поджидал автомобиль. На западной оконечности Васильевского острова, на территории какого-то режимного предприятия, в небольшом затоне ждал катер. Погрузились – и айда в Кронштадт. Теперь сидели в довольно приличном гостиничном номере и ждали: кого? чего? – неведомо. Но так уж устроен военный: приказано ждать, он и ждёт.
В начале восьмого, а если точнее, то в 19-15, в дверь коротко постучали и, не дожидаясь ответа, эту самую дверь отворили. В номер стремительно вошёл некто, облачённый в морской мундир с погонами капитана 1 ранга, и ещё на ходу махнул рукой в сторону вскочивших с мест Скороходова и Берсенева:
– Вольно, братва!
Сам схватил свободный стул, сел так, чтобы хорошо видеть обоих.
– Я начальник контрразведки Балтфлота, капитан первого ранга Муравьёв-Хачинский, – представился каперанг. – И, возможно, показавшийся несколько экстравагантным способ вашей доставки сюда – моя идея. Извиняться не буду, ибо неповинен я, но причину объясню.
И человек со странной фамилией изложил несколько ошарашенным напором подводникам известную нам историю с агентами германской разведки, закончив монолог словами:
– Козе понятно, что не мог я допустить одновременного расхаживания по питерским улицам двух Скороходовых и двух Берсеневых. Скажу больше: даже тут покидать номер я вам не то чтобы запрещаю, но очень не советую. Ужин закажите прямо сюда, а это, – каперанг поставил на стол бутылку хорошего коньяка, – для лучшего пищеварения. Засим позвольте откланяться. Завтра утром вас переведут в учебный центр подводного флота, где размещён остальной экипаж лодки. Честь имею!

Кронштадтский учебный центр подводного флота

– Товарищ капитан третьего ранга, экипаж подводной лодки «КМ-01» занимается в учебных классах и на тренажёрах, помощник командира по воспитательной работе капитан третьего ранга Лившиц!
Идя по коридору вслед за Лившицем, Скороходов заметил:
– Что-то мало они похожи на обычный береговой состав, я имею в виду наряд на КПП и дневальных в учебном корпусе.
– Справедливо подмечено, товарищ капитан третьего ранга, – отреагировал на реплику командира Лившиц. – На время нахождения в учебном центре экипажа нашей лодки, весь личный состав центра, включая начальника, заменён бойцами морского спецназа.
– Ого! – вырвалось у Берсенева.
Лившиц достал из кармана ключ и открыл одну из дверей:
– Прошу, товарищи офицеры!
Комната, куда они вошли, не поражала ни размерами, ни роскошью. У окна массивный стол с одной тумбой, несколько стульев. Вдоль стен шкафы. В углу огромный сейф на колёсиках.
– Ваш временный кабинет, – пояснил Лившиц. – А вы, товарищ старший лейтенант, привыкайте к тому, что лодка, на которой нам предстоит служить, помимо того, что боевой корабль, так ещё и плавучая лаборатория института Подводного кораблестроения, а значит, объект повышенной секретности.
«Это мне за «ого», – понял Берсенев. – А пом. по личке у нас зануда, или?..»
Видно, схожая мысль пришла и в голову Скороходова, который спросил у Лившица:
– А вы, товарищ капитан третьего ранга, как я понимаю, представляете на лодке…
– Никак нет, – правильно истолковав недосказанное командиром, улыбнулся Лившиц. – Я не из контрразведки. До назначения на лодку я работал в департаменте по работе с личным составом Главного штаба ВМФ СССР.
– А каким же ветром вас занесло на боевой корабль? – удивился Скороходов. – Вы только не обижайтесь, но действительно странно.
– А я и не обижаюсь, тем более что ваше удивление мне понятно. Всё дело в том, что я включён в состав экипажа «КМ-01» исключительно на один поход, можно сказать, временно прикомандирован, хотя по всем документам оформлен переводом.
– Ничего не понимаю! – нахмурил лоб Скороходов. – Но зачем так сложно?
– Это я как раз рассчитывал услышать от вас, – пожал плечами Лившиц. – Но вижу, что вы пока сами не в курсе. Хорошо. Давайте поступим следующим образом. Я сейчас расскажу всё, что знаю о нашем походе, а остальное, я уверен, будет до вас доведено в ближайшее время. Некоторое время назад меня вызвали к начальнику департамента, где поручили заняться подбором кандидатов в экипаж новейшей подводной лодки. Необычность задания заключалась в том, что одну половину экипажа должны составлять высококлассные подводники, а другую половину – высококвалифицированные специалисты НИИ Подводного кораблестроения и приписанных судостроительных заводов. Ни одного случайного человека на лодке быть не должно, сказали мне. Экипаж подбирался из расчёта три кандидатуры на одну штатную должность. Исключением были командир и старший помощник. По этим кандидатурам решение уже принято, так мне объяснили. Когда я доложил о том, что работа завершена, мне сказали «добро» и отпустили с миром. Как происходил дальнейший отсев, я могу только предполагать, учитывая собственный опыт. Когда, ранее, мне посоветовали вписать в список соискателей на должность помощника командира по воспитательной работе свою фамилию, я сделал это не то чтобы на автомате, но и без особого расчёта на успех: шансы двух других кандидатов представлялись мне более предпочтительными. И когда меня вызвали на собеседование, я был, признаться, крайне удивлён. Полчаса меня мучили перекрёстным допросом, потом сказали: вы нам подходите. Я попросил время на раздумье. Дали сутки. В тот же день меня вызвал начальник департамента. Сказал, Лившиц, не дури. Для такого честного служаки, как ты, это единственный шанс выбиться в люди. Знаешь, сколько карьеристов хотели оказаться на этом месте? Но ты, своим списком, перекрыл им дорогу. Думаешь, они тебе это простят? Соглашайся, мой тебе совет. Несколько месяцев в море – и ты в полном шоколаде! Риск не вернуться из похода, конечно, есть, но он гораздо меньше, чем у других подводников, а награда за удачный поход будет в разы выше. Не знаю, почему начальник департамента был со мной столь откровенен, но я, честно скажу, призадумался, а на следующий день дал согласие. Так что уверяю вас, товарищи командиры, экипаж лодки отборный. Таких «одноразовых», как я, не менее половины, но сделано это исключительно с целью усиления экипажа. Тем более что поход будет долгим.
Лившиц открыл сейф и стал доставать папки:
– Здесь личные дела членов экипажа ПЛ «КМ-01». Приступайте к ознакомлению, а я постараюсь ответить на ваши вопросы, если таковые возникнут.
Скороходов и Берсенев читали дела по очереди. Очень быстро оба офицера убедились в правоте слов Лившица: не экипаж – мечта! Лишь состав восьмого отсека вызвал у командира вопрос:
– Что на лодке делает морской спецназ?
– На них лежит обслуживание кормовых торпедных аппаратов, малого торпедного катера и малой подводной лодки, – доложил Лившиц. – Кроме того, спецназ будет охранять лодку на стоянках.

**

Глядя на растерянные лица Скороходова и Берсенева, Ежов от души рассмеялся.
– Что, ожидали для напутственного слова увидеть адмирала, а пришёл маршал? Будет вам адмирал, и не один, но позже. А пока слушайте сюда…

–… Оружие, о котором я вам только что рассказал, уже создаётся. Но, наравне с оружием, столь же высокое значение имеют средства доставки его в любую точку земного шара. И от похода вашей лодки во многом зависит, как скоро такими средствами доставки станут подводные крейсера. Потому в составе экипажа присутствует значительное количество специалистов-испытателей новейших машин, в том числе боевых, и приборов, которыми оснащена лодка. Поход намечается долгим. Испытания будут проходить, в том числе, и в боевых условиях. На первом этапе предстоит скрытно пройти Датские проливы, и на просторах Атлантики поохотится на волков Дёница. Уверен, вашей лодке по силам в одиночку потопить целую волчью стаю. Что касается второго этапа, о нём вы узнаете после того, как завершится первый. Желаю удачи! Товарищ старший лейтенант, проводите меня!
Возле машины Ежов сказал Берсеневу:
– От объятий воздержимся. Но я верю в твою удачу, племяш, а значит, такая возможность у нас ещё не раз возникнет после твоего благополучного возвращения. Тётка и сестра просили передать тебе привет, остальные воюют. До скорой встречи, Кирилл!

Моонзунд

– Товарищ командир, экипаж размещён!
– Добро, старпом!
Скороходов стоял на баке и наблюдал за действиями швартовой команды эсминца «Горделивый», который должен доставить их в Куйваст.
– Спустимся в каюту, Валерьян Всеволодович? – предложил Берсенев.
– И то верно, – согласился Скороходов. – Нечего у людей под ногами путаться!
Когда «Горделивый» покидал Кронштадтскую гавань, на траверзе шла подводная лодка. Ничем не примечательная серийная «Катюша», гебистская приманка, ложный след для вражеского агента…
Через пару недель специалисты из штаба гросс-адмирала Дёница, изучив полученные разведданные, сделают вывод о том, что новая русская подлодка мало чем отличается от предшественницы. Добывший эти сведения германский агент, будучи разоблачённым, успеет запереться в каюте, где в тоске от безысходности пустит себе пулю в лоб. Но это уже не наша история…

**

В док, где подлодка до поры хоронилась от посторонних глаз, Скороходов взял ровно столько членов экипажа, сколько нужно, чтобы вывести корабль наружу. Увидев лодку вблизи, командир и старпом сначала опешили, а потом дружно расхохотались, чем привели остальных членов экипажа в лёгкое недоумение.
– Вот так «Светлана»! – вытирая платком выступившие от смеха слёзы, качал головой Скороходов.
На рубке лодки, в том месте, где обычно рисуют номер, красовалась оскаленная собачья пасть.

**

До сей поры начальник контрразведки Балтфлота капитан 1 ранга Муравьёв-Хачинский личным посещением базу подводных лодок в Куйвасте не удостаивал. За что начальник базы капитан 2 ранга Жмых был ему заочно благодарен. Жмыху и своего начальства выше крыши – командир расквартированного на острове Моон (Моонзундский архипелаг) дивизиона подводных лодок капитан 1 ранга Петров был прост, как его фамилия, и крут, как самое варёное яйцо. Хач (прозвище Муравьёва-Хачинского) – наоборот, слыл на всю Балтику человеком сложным, ибо никто не мог предугадать, что он может выкинуть в следующий момент. И попадать между этими двумя жерновами Жмыху хотелось меньше всего – но пришлось…
–… А ответь-ка мне, дорогой товарищ Жмых… – Голос Хача звучал откуда-то сверху, тогда как взгляд начальника базы упорно сверлил дырку в носках его до блеска начищенных ботинок. – … Нет ли на вверенной твоей неустанной опеке территории укромного местечка, куда бы и добраться легко яко по воде так и по суше, и взгляд празднолюбопытствующий дотянуться всуе туда не смог?
«Правду про Хача люди бают», – подумал Жмых, но ответил честно:
– Отчего не быть? В километре на норд-вест, за пустырём затон имеется, где списанные подлодки своей очереди на утилизацию дожидаются, подойдёт?
– Так, кто его знает? – задумчиво произнёс Муравьёв-Хачинский. – Поедем, посмотрим…
Означенный затон взгляду моряка являл картину наподобие той, что являет обычному человеку вид запущенного кладбища. Но Хача картина привела почти что в восторг.
– То, что надо! – воскликнул кап-раз, потирая руки. – Значится, так… От этой стенки весь хлам убрать, и дорогу с канала к ней расчистить так, чтобы можно провести подлодку. На всё про всё даю тебе… эх, гулять так гулять! Даю тебе сутки, час в час!
– Но… как… – проблеял ошарашенный Жмых.
– Да как угодно, хоть каком кверху, – пожал плечами контрразведчик. – И имей в виду. Сделаешь – лично пожму твою мужественную руку. Не сделаешь – как там у Сергея Владимировича «Да я семь шкур с него спущу и голым в Африку пущу»? Ты, конечно, не лев, но так и я не заяц. Так что будь другом, сделай, а?
Ровно через сутки, пожимая начальнику базы руку, Муравьёв-Хачинский с чувством произнёс:
– Молодец, уважил! Такое дело провернул! По сравнению с ним пресловутый Геракл с его конюшнями нервно курит в сторонке. Ты, кстати, куришь? Нет? Я тоже бросил… Так вот, главное ты сделал, потому моя следующая просьба будет для тебя легка как пёрышко, но не менее ответственна. Вот здесь, – контрразведчик показал на карте, – выставишь охранение. Далее него чтоб ни одна нога без моего ведома не ступала, впредь до особых указаний. Уяснил?
– Так точно! – бодро ответил повеселевший Жмых.
А вот веселился-то он рановато, запамятовав на радостях про второй жёрнов…
На следующее утро, будучи с похмелья, Жмых был поднят с постели неприятным сообщением. Комдив Петров за каким-то хреном возжелал с утра пораньше прокатиться до дальнего затона, но был остановлен выставленным Жмыхом охранением. Отказываться от своих планов Петров не желал, скандалил и требовал к себе начальника базы.
Выпив кружку рассола, Жмых оседлал служебный газик и помчался выяснять отношения с комдивом. Сначала в поле зрения оказался такой же, как у Жмыха, газик, а потом и сам Петров, вышагивающий взад-вперёд у закрытого шлагбаума. Тут же грустил начальник караула…
Орал Петров однообразно, без выдумки, и по расчётам Жмыха скоро должен был выдохнуться. Однако подтвердить расчёт на практике не удалось…
Обдав оба газика грязью из лужи, презрительно фыркнув напоследок мотором, перед шлагбаумом остановилась выполненная по заказу ГКО, повышенной проходимости «Нева». Выскочивший с переднего сидения капитан-лейтенант предупредительно распахнул дверцу салона, откуда сначала выдвинулась нога в форменном ботинке и штанине с адмиральским лампасом, а потом целиком показался начальник гарнизона и военно-морской базы Куйваст контр-адмирал Апраксин, однофамилец сподвижника Петра I.
– Что за шум, а драки нет? – осведомился Апраксин, оглядывая по очереди раскрасневшегося Петрова и чуть вяловатого Жмыха.
Как старший по званию, первым ответ держал Петров. Апраксин его и до середины не дослушал, прервал доклад небрежным жестом:
– Достаточно! Картина в целом ясна. И вот что я хочу в связи с этим спросить у вас, товарищ капитан первого ранга: вы, часом, не оборзели?! По какому праву вы устраиваете разнос офицеру, не находящемуся у вас в прямом подчинении, в связи с делом, не находящимся в вашей компетенции?
– Простите, товарищ контр-адмирал, – боднул головой Петров, – но осмелюсь напомнить, что затон, куда меня не пускают, находится на территории базы, где размещён вверенный мне дивизион!
– И что с того? – очень спокойно поинтересовался Апраксин.
– То есть… как? – растерялся Петров.
– Да нет, – усмехнулся Апраксин, – это я хочу спросить: как хлам, ржавеющий в упомянутом тобой затоне, может иметь отношение к находящимся у тебя в подчинении боевым кораблям? Или списанные подлодки ещё числятся на балансе дивизиона?
– Никак нет, – неохотно ответил Петров.
– А вот у него, – кивок в сторону Жмыха, – они на балансе числятся! Так кто из вас, спрашивается, является хозяином затона? Молчишь? Или ты забыл за столько лет, что вы здесь, по большому счёту, гости? Завтра придёт приказ о передислокации, и уйдёт капитан первого ранга Петров со своими подлодками в другую гавань, а на освободившееся место встанут, скажем, торпедные катера. А капитан второго ранга Жмых при этом останется на месте! И я останусь! Эх, Иван Григорьевич, как быстро ты запамятовал о нашей договорённости! Ведь это для того, чтобы оперативно решать вопросы, касающиеся обеспечения всем необходимым вверенного тебе дивизиона, я дал согласие на ваше общение напрямую, а не как положено, через Куйваст. Мне что, отыграть всё обратно?
– Не надо, – хмуро ответил Петров. – Прошу извинения, товарищ контр-адмирал, погорячился. И вы извините, товарищ капитан второго ранга. Просто обида взяла: всегда было можно, а тут вдруг стало нельзя…
– А ну-ка, погодь… – остановил его Апраксин. – Может, ты думаешь, что мы тут шлагбаум по своей прихоти поставили, чтобы тебя к затону не пускать? – Открыть шлагбаум! – приказал адмирал начальнику караула. – Под мою личную ответственность!
Полосатая палка поползла вверх. Апраксин повернулся к Петрову:
– Езжай, коли такая охота! Только за руль садись сам, водителя гробить я тебе не позволю!
Ошарашенный таким напором Петров топтался на месте.
– Ну, что же ты? – поторопил его Апраксин. – Езжай, но помни: в районе затона заявлены учения спецназа Балтфлота. И нет никакой гарантии, что твой газик эти ребята не примут за условного противника. Что, раздумал ехать? И правильно. Опускайте шлагбаум!
– Могли бы предупредить! – с обидой в голосе произнёс Петров.
– А я сюда, думаешь, зачем ехал?! – воскликнул Апраксин. – Как узнал вчера вечером от начальника контрразведки флота об учениях, так и решил: с утра подорвусь к подводникам. А то оцепление оцеплением, но лишний инструктаж в этом деле не помеха. А Жмыха я лично от доклада тебе освободил, разрешил отдохнуть до обеда, после таких-то трудов, и рюмочку-другую тоже я присоветовал. Чё хмыкаешь? У меня, между прочим, на столе бумага, подписанная Муравьёвым-Хачинским лежит, в которой он просит поощрить начальника второго участка военно-морской базы Кувайст капитана второго ранга Жмыха со товарищи, за образцовое выполнение приказа командования. А ты часто про такие бумаги от Хача слышал? То-то… Так что ты, товарищ комдив, у своего боевого товарища полдня законного отдыха отнял. Чем рассчитываться будешь?
– Договоримся… – буркнул Петров.
Адмирал посмотрел на обоих офицеров и кивнул:
– Добро!

**

Последние лампасы сошли по трапу на берег, и на «Волкодаве» – такой позывной присвоили лодке на время похода – из посторонних остался лишь капитан 1 ранга Муравьёв-Хачинский. Попросив удалиться из центрального поста всех, кроме командира и старпома, контрразведчик обратился к ним с кратким словом:
– Прежде чем вы, товарищ капитан третьего ранга, произнесёте своё «Лодку к бою и походу изготовить!» позвольте задать вам один вопрос: вы взрывчатку обнаружили?
– Какую взрывчатку? – опешил Скороходов.
– Значит, не обнаружили, – удовлетворённо улыбнулся Хач. Потом, не торопясь, оглядел встревоженных офицеров. – Ваша лодка, товарищи офицеры, ни при каких обстоятельствах не должна попасть в чужие руки: вражеские или дружеские – неважно. Потому она заминирована. А мне осталось лишь передать вам ключи от запуска устройства самоуничтожения. Носите их на шее, – и Хач передал офицерам ключи на тонких верёвочках. – А вот за этой хитрой дверкой находятся отверстия, куда эти ключи следует вставить в случае крайней опасности. Поворот разом всех трёх ключей запустит механизм самоуничтожения лодки.
– Вы сказали, трёх ключей? – уточнил Скороходов.
– Ну да, – подтвердил Хач. – Отверстий-то три.
– А у кого в таком случае хранится третий ключ?
– Узнаете, когда придёт время, – пообещал Хач. – Хотя я искренне желаю, чтобы с вами этого не случилось.
– А что, если… – начал Скороходов.
– Никаких «если» не будет, – оборвал его Хач. – Будет необходимость – появится ключ, и баста!

НЕ ПЫЛИ, ПЕХОТА…

В этот июньский день на территории Польши встретились два фронта. Первый, грозовой, гнал тяжёлые чёрные тучи к границе, где их который день ждали соскучившиеся по дождю белорусские крестьяне. Второй, боевой, спешил в противоположном направлении, гоня вглубь оккупированных земель германские части. Контакт был коротким. Сверкнув молниями, громыхнув громами, верхний фронт, не выбирая, прошёлся и по немцам, и по русским частым ливнем, и был таков. Нижний фронт чертыхнулся ему вослед и, обсыхая на ходу, продолжил: кому бежать, а кому догонять.

1-я гвардейская бригада ВДВ базировалась на одном из военных аэродромов вблизи союзно-польской границы. Строго говоря, на бумаге она числилась как 01, но кто же такое будет выговаривать? А вот «нулёвкой» – да, так эти части называли. Те, кто в них служил – с гордостью, остальные – не без зависти. Цифра ноль перед номером части означала принадлежность к РБР ГКО (Резерв быстрого реагирования Государственного комитета обороны).
Изучив предъявленную бумагу, командир десантной бригады повернулся к облачённой в камуфляж без знаков различия парочке:
– Как прикажете к вам обращаться, товарищи?
Ответил офицер – что перед ним офицеры, у генерал-майора сомнений не было, – который на полголовы возвышался над напарником:
– Называйте меня «Лисом».
– А… – не дождавшись ответа от второго офицера, начал слегка шокированный комбриг.
– Будет достаточным, если все вопросы вы будете адресовать исключительно мне, – повелительным тоном произнёс Лис. – А пока вопрос к вам, товарищ генерал-майор: когда наш вылет?
– Через два часа, – сухо ответил командир бригады. – Группа сопровождения уже на аэродроме. В столовой для вас приготовлен обед.
– Благодарим, но вынуждены отказаться, – так же за двоих ответил Лис. – Прошу доставить нас на аэродром!
– Как прикажете, – кивнул комбриг.
Уже в машине Лис попросил комбрига:
– Охарактеризуйте мне коротко командира группы сопровождения.
– Командир роты спецназа. Профессионал с боевым опытом. За апрельские бои на границе награждён орденом.
– Достаточно! – кивнул довольный Лис.

**

Вторая волна союзных бомбардировщиков приближалась к Белостоку. Германское командование уже поняло, куда нацелена стрела русского наступления, и спешно укрепляло оборону на подступах к городу.
Сегодня бомбили крупный военный аэродром. Первая группа отбомбилась удачно: практически подавлены зенитки и серьёзно повреждена взлётная полоса. Вторая группа должна была уничтожить самолёты и склады ГСМ и вооружения. Однако не все самолёты вышли на цель. На подлёте к аэродрому один бомбардировщик отклонился от общего курса и стал быстро отдаляться от основной группы. Сверху его манёвр прикрывала пара истребителей. Через несколько минут бомбардировщик снизился до заданной высоты, избавился от груза и тут же лёг на обратный курс. Грузом были не авиационные бомбы, а планер, внутри которого находилась группа спецназа ВДВ капитана Маргелова.
Путь для бомбардировщика и истребителей прикрытия не задался. В нескольких километрах от того места, где сбросили планер, сверху на них упала тройка немецких истребителей. Пара наших машин закружилась с ними в смертельной карусели, в то время как бомбардировщик продолжил следовать своим курсом. Воздушный бой постепенно сдвигался в сторону снижающегося планера, так что развязка наступила прямо над головами у десантников. Первым загорелся и сорвался в штопор немецкий истребитель, и почти сразу задымил один из краснозвёздных ястребков. В отличие от немца, он не падал на землю, а искал на ней спасения, выбирая место для вынужденной посадки, в то время как его напарник прикрывал манёвр товарища, связав боем два оставшихся немецких истребителя. Видно, лётчик он был отчаянный, поскольку заложил такой вираж, с которым не справились немецкие асы, а один попал под прицел всех пушек и пулемётов противника, тут разом они по нему и жахнули. Немецкий самолёт взорвался прямо в воздухе, распадаясь на тысячи осколков, а его счастливый соперник устремился следом за последним немецким самолётом. Тот, воспользовавшись случаем, нагнал теряющий высоту краснозвёздный ястребок и открыл по нему прицельную стрельбу. Истребитель задёргался под разящими ударами, ещё сильнее задымил, но упорно продолжал идти на вынужденную. А что его напарник? Видно, истратил весь боекомплект, поскольку, даже зайдя в хвост немцу, огня не открывал. Так и срубил хвост винтом. Оба самолёта рухнули на землю, сгорая в пламени одного костра. Оставшийся самолёт нашёл-таки поляну, и вскоре, пропахав длинную борозду, замер на месте. Всё это видели десантники в планере, которые приземлились через пару минут на другой поляне, где-то в километре от места посадки истребителя.

Итак, прежний план, который предусматривал скрытую посадку, пошёл псу под хвост – если приземление планера и могло остаться незамеченным, то «прибытие» истребителя наверняка видела не одна пара глаз. Всё это Маргелов ещё в воздухе сообщил Лису. Тот кивнул, мол, согласен, и тут же поинтересовался, есть ли у Маргелова другой план. Тот, не тушуясь, выложил свои соображения, которые Лис и одобрил. Дебаты уложились во время, пока планер ещё находился в воздухе, потому после приземления только действовали, быстро и чётко. Всё лишнее оставили в планере, после чего Маргелов повёл группу к месту предполагаемого приземления истребителя. Самолёт обнаружили там, где и предполагали: ястребок лежал на лесной поляне, чуть зарывшись носом в землю, и даже не чадил. Ветровой колпак был откинут, лётчика в кабине не было. Зато был след, какой оставляет после себя ползущий человек, и пятна крови на траве.
– Док, бери людей и за ним! – распорядился Маргелов. – Он где-то рядом. Тащите его сюда!
Наблюдая за работой десантников, готовящих истребитель к встрече с немецким поисковым отрядом, прибытие которого ожидалось в течение ближайшего получаса, Маргелов никого не торопил: люди и так работали быстро и слаженно, только изредка посматривал на часы. Вернулись поисковики, неся на походных носилках лётчика. Тот был без сознания.
– Как он? – спросил Маргелов, принимая у Дока документы лётчика.
– Жить будет, – ответил Док. – Рана неприятная, но не смертельная. Потерю крови мы ему сейчас частично компенсируем.
– На ходу, всё на ходу! – сказал Маргелов, заметив, что возня у самолёта прекратилась. Документы лётчика он убрал в карман, так и не посмотрев.
Группа спешно покинула поляну, удаляясь одновременно от мест приземления и самолёта и планера.

И самолёт, и планер немецкие поисковые группы обнаружили почти одновременно. При приближении к самолёту один из немцев не заметил, как порвал сапогом тонкую проволоку. Тут же со стороны кабины пилота заработал пулемёт. Немцы залегли и открыли ответный огонь, не подозревая, что воюют не с человеком, а с хитроумной придумкой. Сами авторы ловушки были уже в паре километров от места боя и весело переглядывались между собой. Истратив боезапас, пулемёт смолк. Когда немцы вплотную окружили машину, взорвалась заложенная десантниками мина, её примеру последовали топливные баки. Чуть раньше, в километре от этого места при похожих обстоятельствах взорвался планер.

К месту встречи группа Маргелова вышла в назначенное время…

**

Комендант Армии Крайовой – подпольный псевдоним «Грот» – был и обеспокоен и недоволен. Обеспокоенность не покидала его с того самого момента, как по приказу, полученному от генерала Холлера, он перенёс свой штаб из Беловежской пущи ближе к Белостоку. Недовольство коменданта вызывали действия союзной десантной группы, что, вопреки обговорённому плану, прибыла под такие «фанфары», которые подняли на ноги все окрестные немецкие комендатуры. То, что в итоге всё обошлось, и гостей доставили в штаб, не понеся по дороге потерь – если не считать раненного русского лётчика, которого они принесли с собой, – не сделало коменданта добрее, и встречать гостей он вышел с хмурым лицом. Каково же было его удивление, когда от группы одетых в одинаковый камуфляж диверсантов отделилась фигура, и на чистом польском произнесла:
– Я вижу, Стефан, ты совсем не рад нашей встрече?
– Кшиштоф? – всматриваясь в небритое лицо, сделал шаг навстречу комендант.
«Как и следовало ожидать – он поляк, – подумал Маргелов. – По-русски или не говорит вообще, или, скорее всего, говорит, но с сильным акцентом. Потому и молчал всё время».
Встреча со старым знакомым, под стать ветру, что гонит прочь чёрные тучи, согнала недовольство с лица коменданта, отчего оно (лицо) сделалось, можно сказать, приветливым. Таким он и предстал перед остальными участниками группы. Обменялся рукопожатием с Лисом и Маргеловым, остальных удостоил коротким кивком, на том представление и закончилось. После этого группа разделилась. Лис ушёл с польскими командирами, а группа сопровождения отправилась к месту отдыха…

– Благодать! – Зубр раскинул руки и спиной вперёд рухнул на сено. – Лучшего отдыха, чем на сеновале, для лета и не придумаешь!
– Не скажи. Шалашик на берегу реки тоже ничего, – возразил Шершень.
«У каждого своя правда», – с усмешкой подумал Маргелов, направляясь в сторону двери. Ему самому, например, вспомнилась пуховая перина, что горой возвышалась на кровати в светёлке одной гарной дивчины. В проёме он столкнулся с Доком, который сопровождал в лазарет раненого лётчика.
– Как там наш «сокол»? – поинтересовался Маргелов.
– Польский врач подтвердил мой диагноз, – ответил Док. – Жизнь парня вне опасности. Вот только нога. Она его тоже беспокоит. Думает, что требуется операция, и чем быстрее, тем лучше. Но это должны решать специалисты. Короче, парню показан госпиталь.
Маргелов кивнул и вышел на улицу. На свету он достал из кармана документы лётчика, в которые так и не удосужился заглянуть. А заглянув, призадумался. Потом вернулся в сарай, чтобы отдать короткое распоряжение, и пошёл искать Лиса.

Совещание у коменданта шло к завершению. Лис заканчивал докладывать план совместной операции, разработанный в Москве генштабами союзной и польской армий. Да, да! После вступления СССР в войну, интернированные на территории Союза польские части вновь обрели статус Войска Польского. А Армия Крайова, на минутку, этого статуса никогда и не теряла. Потому и Грот, и сопровождавший Лиса представитель польского Генштаба, надели на совещание мундиры польских полковников, а Лис предстал в своём истинном обличии генерал-майора союзной армии.
– Таким образом, – посмотрел Лис на Грота, – почётное право освободить Белосток от фашистов предоставляется вашим частям, пан полковник!
«Русским не откажешь в благородстве, – подумал Грот. – Основные силы противника будут уничтожены на подступах к городу, и в самом Белостоке вряд ли кто окажет серьёзное сопротивление. Правда, до этого предстоит совместными усилиями осуществить дерзкий план, только что изложенный русским генералом».
Грот встал и протянул руку Лису, который после окончания доклада ещё не садился.
– Пан генерал, – торжественным тоном произнёс комендант. – Заверяю вас, что находящиеся под моим командованием части Армии Крайовой выполнят поставленную перед ними задачу!

**

Маргелов уже минут сорок маялся неподалёку от штаба в ожидании Лиса, и как только увидел на крыльце, сразу к нему устремился. По выражению лица спецназовца Лис понял, что случилось нечто экстраординарное, но говорить позволил только после того, как они отошли в сторону. Впрочем, поначалу слов не было. Маргелов молча протянул Лису документы раненного лётчика. Тот раскрыл корки и аж присвистнул: – Ни себе фига! – Потом посмотрел на Маргелова: – Когда можно организовать связь с Москвой?
– Хоть сейчас, – ответил спецназовец.
– Пошли!

**

То, что подчинённые стараются ходить на цыпочках, а в коридорах «Звёздочки» при его приближении смолкают разговоры, Сталин не замечал. Прозвучавшие накануне слова «Самолёт вашего сына был сбит в воздушном бою во время налёта нашей авиации на вражеский аэродром вблизи Белостока» ещё оставляли надежду. Но последовавшие за ними «Авиаразведка обнаружила на месте предполагаемого падения останки взорвавшегося самолёта» звучали уже как приговор. Он не пошёл этим вечером домой: боялся посмотреть жене в глаза, работал всю ночь, хотя к кабинету примыкала комната отдыха. Он не гнал мысли о сыне – это невозможно, просто забивал их другими, отодвигая на второй план.

Когда порученец ворвался в кабинет с бланком радиограммы в руке, Сталин буквально вырвал её у него из рук. Трясущимися пальцами развернул бланк, одновременно слушая торопливые пояснения: «Сообщение от Судоплатова. Было зашифровано его личным шифром». Сталин прочёл и как-то сразу обмяк, поспешно отвернулся. Увидев, как задрожали плечи патрона, порученец пулей вылетел из кабинета.

Вечером жена встретила его вопросом:
– Что с Васей?
«Как они ухитряются чувствовать беду на расстоянии?» – не в первый раз за свою долгую жизнь подивился Сталин, имея в виду матерей. Ободряюще улыбнулся и ответил:
– Вася жив, правда, ранен, но не смертельно. Сейчас он в Польше, там за ним присматривает Судоплатов. Большего я тебе сказать не могу.

«Лисья свадьба»

В чью голову пришла идея присвоить совместной операции союзных войск и Армии Крайовой кодовое имя «Лисья свадьба»? Да в чью угодно, причастную к планированию операции голову, кроме, разумеется, головы генерал-майора Судоплатова – Лиса. Он даже хотел сменить на время позывной, но вовремя одумался – какое, право, мальчишество!

**

Транспортный самолёт садился на шоссе, пробегал ещё метров двести и останавливался, но двигатели не глушил. Через двери, расположенные в хвостовой части, которые начинали открываться ещё на ходу, производилась стремительная выгрузка одной единицы бронетехники, после чего самолёт разбегался и взлетал. Боевая машина торопилась покинуть место выгрузки, потому что туда уже подкатывал следующий самолёт.
– Ну, что скажешь?
По лицу задавшего вопрос маршала Абрамова было видно, что сам он доволен действиями союзных десантников, пусть это пока только тренировка.
Генерал Холлер, которому вопрос и адресовался, вынужден был констатировать:
– Синхронно работают.
– А то! – самодовольно улыбнулся Абрамов. – Эх, нельзя на шоссе «Святогоры» сажать, ты бы не такое увидел!
По правде говоря, Холлер плохо представлял себе, что есть «Святогоры», но после сегодняшней демонстрации в правдивость слов маршала готов был верить. И вообще, за последние несколько дней скепсиса у него заметно поубавилось. А вот на недавнем совещании в союзном Генштабе его (скепсиса) было хоть отбавляй…

–… Таким образом, в случае успеха операции «Лисья свадьба», у германского командования, чтобы избежать фланговых ударов, не останется иного выхода, как начать отвод войск из Прибалтики, Белоруссии, и ряда восточных польских воеводств.
– Как и в случае, если Белосток будет взят штурмом, я имею в виду в лоб, безо всех предлагаемых здесь хитросплетений, в которых, в первую очередь, могут запутаться наши собственные войска.
Начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Жуков хотел было ответить на реплику, но его опередил Сталин.
– Кое в чём товарищ Павлов прав, – сказал председатель ГКО, поднимаясь с места. – В лоб оно вроде бы надёжнее, потому что привычнее, да и силы у нас для этого есть. А то, что при этом, – во взгляде, устремлённом на Павлова, появилась жёсткость, – погибнет много больше наших солдат, я уже не говорю о неизбежных потерях среди мирного польского населения, это, конечно, ничего, война ведь всё спишет, так, товарищ Павлов?!
Генерал, опустив голову, молчал. Не дождавшись ответа, Сталин продолжил:
– Беда таких генералов, как вы, Павлов, состоит в том, что вы, веря в героизм наших солдат и офицеров – что, безусловно, похвально, – одновременно с пренебрежением относитесь к достижениям военной науки в части ведения современной войны. Ну и что с того, что до нас такого никто не делал? Обученные новому методу ведения войны солдаты у нас есть? Товарищ Жуков?
– Так точно, товарищ генерал армии! – без раздумий ответил Жуков.
– Техника, соответствующая поставленной задаче, насколько мне известно, тоже в наличии. Так что же нам мешает осуществить предложенный Генштабом план, а, товарищ Павлов?
Павлов вскочил. Ответил, не поднимая глаз:
– Ничего не мешает, товарищ генерал армии!
– То есть вы снимаете свои возражения? – продолжил допытываться Сталин.
– Так точно, снимаю!
– Хорошо, – кивнул Сталин, – Садитесь. А вы, товарищ Жуков, продолжайте, и извините, что я вас перебил.
– Я практически уже закончил, – сказал Жуков. – Осталось добавить, что важная роль в успехе операции «Лисья свадьба» будет принадлежать частям польской армии, которые на своей земле продолжают героическое сопротивление оккупантам.
Взгляды присутствующих обратились к Холлеру. Генерал, который на совещании представлял весь польский генералитет, встал с места. И хотя его симпатии в тот момент были на стороне генерала Павлова, вернее, первой части его выступления, высказался польский командующий весьма определённо:
– Заверяю вас, панове, что польские воины сделают всё от них зависящее для достижения нашей общей победы!

**

«Старый лис» в этот раз не предложил даже присесть, определённо что-то прознал. Начальник отдела Абвер-Восток закончил доклад, и замер в почтительной позе, ожидая дальнейших указаний. Последнее время доверительные отношения между ним и адмиралом Канарисом дали трещину. Плевать! Тем более что у старика есть для этого основания. Хартман внутренне усмехнулся, хотя внешне его лицо оставалось невозмутимо спокойным. Пауза затянулась, и у полковника от ожидания стала затекать шея. Наконец адмирал поднял глаза.
– Прочтите мне ещё раз место в донесении, где приводятся слова маршала Абрамова, – распорядился шеф абвера. – Агент Флора ведь утверждает, что привела их дословно?
– Так точно! – подтвердил Хартман, открывая папку. Найдя нужное место, процитировал: «В апреле тридцать девятого немцы позабавили нас «Псовой охотой», теперь наш черёд пригласить их на «Лисью свадьбу!»
Закончив фразу, Хартман услышал «Вы свободны…», и ему ничего не оставалось, как, повернувшись через левое плечо, покинуть кабинет.

Полковник с тревогой смотрел на старого друга. Адмирал выглядел весьма уставшим. Канарис почувствовал тревогу помощника, и это ему, похоже, не понравилось.
– Что там у тебя, Вальтер, давай показывай, – чуть раздражённо потребовал глава абвера.
Полковник протянул шефу папку, сопроводив действо словами:
– Всё подтвердилось, Вильгельм.
Знакомство с содержимым папки настроения адмиралу не прибавило. Бросив её на сидение, Канарис криво усмехнулся:
– Похоже, у нашего «друга» обострились детские замашки.
Поймав недоуменный взгляд Вальтера, адмирал пояснил:
– Малыш Хартман в детстве очень любил стучать в барабан.
Вальтер понимающе улыбнулся.
– Теперь детское увлечение может открыть ему дорогу в моё кресло, Вальтер! – продолжил делиться неприятностями адмирал.
Полковник насторожился, но от расспросов удержался: если Вильгельм сочтёт нужным, то разовьёт мысль без понуканий со стороны. Так и случилось.
– Представляешь, – после небольшой паузы продолжил адмирал, – на последнем совещании в ставке Гитлера, где обсуждался ход Восточной кампании, Гейдрих впервые на моей памяти лестно отозвался перед фюрером о работе абвера!
– И все положительные отзывы обергруппенфюрера касались исключительно деятельности подразделения Абвер-Восток? – с улыбкой поинтересовался Вальтер.
– Ты удивительно прозорлив, – поддержал иронию полковника Канарис. – И это при том, что все наши успехи на этом направлении связаны с именем одного агента, к вербовке которого Хартман имеет, кстати, весьма косвенное отношение.
– Ты имеешь в виду… – осторожно начал Вальтер.
– Именно её я и имею в виду! – воскликнул Канарис. – Нашу новую «Мата Хари», отправляющую донесения прямиком из спальни госсекретаря СССР!
– Но ведь Мата Хари была, кажется, двойным агентом. Уж не хочешь ли ты сказать…
– Что сказать? – перебил полковника Канарис. – Что я подозреваю Флору в двойной игре? Нет, Вильгельм, конечно, нет! Упомянув имя Мата Хари, я всего лишь имел в виду, что считаю обеих дам авантюристками, не более того.
– Но ведь ты не будешь отрицать, что сведения, которые поступают от агента Флора, действительно имеют большую ценность?
– Не буду, – кивнул Канарис. – Даже несмотря на то, что в этих сведениях мало конкретики, они важны уже тем, что позволяют отслеживать настроение верхних эшелонов власти в СССР.
– Вот тут я не понял, – рискнул возразить полковник, – Разве не от Флоры мы узнали точное место, где держат Скорцени?
– Представь себе, нет, – усмехнулся Канарис. – Эти сведения предоставила другая русская, которая, кстати, до сих пор не подозревает, что добыла их для нас. Но вернёмся к Флоре. Вернее, к конкретике в её донесениях. Последний пример. Флора первая сообщила о том, что русскими готовится военная операция под кодовым названием «Лисья свадьба». Но место проведения операции и дата её начала в донесении отсутствовали. И где здесь конкретика?
– Однако, насколько мне известно, и то и другое удалось установить?
– Удалось, – подтвердил Канарис. – Благодаря анализу фразы, которую по утверждению агента Флора произнёс сам маршал Абрамов, и дополнив это сведениями, полученными из других источников, Генштаб пришёл к выводу, что русские готовят десантную операцию где-то южнее Белостока, к которой хотят привлечь засевшие в Беловежской пуще отряды так называемой Армии Крайовой.
– Но откуда такая уверенность, что это будет именно десантная операция?
– По трём причинам, Вальтер. Во-первых, русский маршал в разговоре с гостями анонсировал «Лисью свадьбу» как своеобразный ответ на «Псовую охоту», где, как известно, отличились наши десантники. Во-вторых, вблизи театра военных действий объявилась элитная воздушно-десантная бригада. И, наконец, в-третьих, командиры польских бандформирований, дислоцированных в районе Белостока и прилегающих районов Беловежской пущи, получили приказ быть готовыми к совместным действиям с частями союзных войск.
– Всё это очень интересно, но я, Вильгельм, с твоего, разумеется, позволения, хотел бы вернуться к разговору о Хартмане.
Канарис удивления скрывать не стал, но всем видом показал, что готов слушать…
…А после того как Вальтер прекратил дозволенные речи, решил уточнить:
– То есть ты предлагаешь мне, выражаясь языком дипломатов, дезавуировать Хартмана?
– Можно и так сказать, – кивнул Вальтер. – Если я правильно понял, Хартман, по твоему мнению, так и не разобрался в деталях готовящейся операции русских?
– Ладно бы в деталях, – ответил Канарис. – Меня не покидает ощущение, что в его оценке этого плана упущено нечто очень важное.
– Тем более! – воскликнул Вальтер. Он посмотрел на насупившегося Канариса. – Согласен, мой план выглядит рискованным. Если наша контроперация, в разработке которой принимал самое непосредственное участие Хартман, будет успешной, или хотя бы не провальной, твои шансы остаться во главе абвера устремятся к нулю. Но ведь они и без этого, как ты сам считаешь, имеют тот же вектор направленности? Зато, если русские окажутся хитрее, чем о них думает Хартман, ты сможешь большую часть ответственности переложить на него.

Фюреру доложили, что в приватных беседах Канарис выражает сомнение в правильности действий своего первого заместителя.
Полковнику Хартману о таком никто, разумеется, докладывать не стал, но слухи о речах Канариса до его ушей, однако же, дошли, ничуть его, впрочем, не расстроив…

**

Коньячок, пусть и не под шашлычок – чем там его немцы закусывают? – промеж одного полковника и одного генерала пился так же вкусно. Очень. В роли полковника, пусть сейчас и без кителя, выступал не кто иной, как Хартман, а за генерала был небезызвестный нам командир танковой дивизии Ваффен-СС «Мёртвая голова» группенфюрер СС Георг Каплер, собственной персоной. После фиаско под Узловой дивизию отозвали в тыл, где она прошла переформирование и превратилась из мотострелковой в танковую. Теперь дивизия, растянув эшелоны на сотни километров, спешила к бывшему польскому городу Белосток, чтобы расстроить затевавшуюся русскими «Лисью свадьбу». Такую задачу поставило германское командование перед проштрафившимся генералом, откомандировав присматривать за его действиями Хартмана. Потому и чувствовал себя полковник хозяином положения, без стеснения дегустируя в генеральском купе трофейный французский Courvoisier многолетней выдержки. А генералу оставалось только терпеть. Перед отправкой в штабе СС ему намекнули на то, что недолго Хартману осталось ходить в полковниках, и настоятельно советовали с ним подружиться.

К чести обоих командиров, выпитый коньяк почти не отразился на их внешнем виде, разве добавил блеска глазам, да розоватости щекам, что не помешало на проходившем в штабном вагоне совещании выглядеть бодрячками.
Полковник Хартман был доволен. Только что сделанный им от имени Генштаба доклад, в котором он конкретизировал поставленные перед дивизией высшим командованием задачи, произвёл на штабных офицеров неизгладимое впечатление. Так ему, по крайней мере, думалось.
– Господин полковник, – почтительно обратился к Хартману один из офицеров, – позвольте задать вопрос?
– Слушаю вас, оберштурмбанфюрер, – любезно согласился Хартман.
– То, что для высадки десанта русские постараются захватить один из прифронтовых аэродромов – это понятно. Но почему именно этот? – Офицер указал на карте место, только что упомянутое в докладе Хартмана.
– По двум причинам, – ответил Хартман. – Первая заключается в том, что это единственный аэродром, где после налётов русской авиации не повреждена взлётная полоса. А вторая причина – вот!
Хартман театральным жестом извлёк из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и бросил перед присутствующими на стол. Когда лист развернули, он оказался копией карты захвата того самого аэродрома.
– Это карта из штаба польских бандформирований, – пояснил Хартман. – Есть ещё вопросы?
– Да, господин полковник, – теперь вопрос задавал другой офицер. – Мне непонятно, почему, согласно плана, наши основные силы вступают в бой только после того, как поляки захватят аэродром, а русские начнут высадку десанта?
– То есть вы хотите знать, зачем устраивать ловушку на аэродроме, а не уничтожить польские отряды поодиночке на марше, а русский десант, скажем, в воздухе? – уточнил Хартман.
– Именно это я и хотел узнать, – подтвердил офицер.
Хартман изобразил раздумье, потом решительно вскинул голову.
– Хорошо! Хоть я и не обязан этого делать, я отвечу на вопрос, тем более что он, похоже, интересует многих из здесь присутствующих. Давайте говорить прямо. Что получат русские в случае успеха операции «Лисья свадьба»? Белосток будет взят ими с наименьшими потерями. Это позволит русским не только закрепиться на выгодном рубеже, но и с большой вероятностью отразить возможное контрнаступление наших войск. Не исключено, что в таких условиях Верховное командование может принять решение об отводе наших войск вглубь Генерал-губернаторства, для занятия стратегически боле выгодных позиций. Это, конечно, не приведёт к поражению в войне, но может быть расценено как серьёзная неудача. Теперь рассмотрим случай, который прозвучал в заданном мне вопросе: высадка русского десанта не состоится. Оговорюсь сразу. В этом случае серьёзного ущерба ни русским десантникам, ни польским бандитам нанести не удастся. После того, как значительная часть войск, до сих пор надёжно закрывающих выходы для польских бандитов из дремучих лесов, переброшена под Белосток, гарантировать уничтожение всех банд, которые будут задействованы поляками в совместной с русскими операции, невозможно. Скажу больше: значительная их часть уйдёт обратно в леса. То же случится и с русским десантом. Люфтваффе на сегодняшний день, к сожалению, утратило превосходство в воздухе. А для того, чтобы вернуть превосходство пусть и на короткое время, у нас нет достоверных данных ни о времени, ни о маршруте полёта русского десанта. То есть можно с большой долей вероятности предположить, что значительная часть русских десантников вернётся на базу. Вы можете мне возразить, что взятие Белостока – а русские почти наверняка возьмут его и в этом случае – будет стоить противнику много дороже. Это так! Но при этом противник сохранит резервы: как минимум ту же десантную бригаду и польские бандформирования. Это опять-таки поставит под сомнение успех нашего контрнаступления. Именно этого мы с вами и не должны допустить! Именно для этого мы не будем гоняться за поляками и русскими поодиночке. Именно для этого мы соберём их в одном месте и раздавим одним сокрушительным ударом! А потом двинемся к Белостоку и будем вместе с другими частями сдерживать наступление русских до подхода основных резервов, которые сейчас спешно формируются на территории Германии. В конечном итоге враг будет разбит и отогнан на свою территорию! Победа будет за нами! Хайль Гитлер!
Лес взметнувшихся в нацистском приветствии рук и дружное «Зиг хайль!» были ему ответом.

**

– То есть как это захвата аэродрома не будет?! – негодующий Грот вскочил с места.
Лис при этом остался сидеть с невозмутимым лицом, а третий из присутствующих на совещании, представитель польского Генштаба, прикрикнул на коменданта Армии Крайовой:
– Сядьте, пан полковник! И бога ради не кричите, дабы не привлекать ненужное внимание.
Но Грот садиться не желал. Тон его речей остался столь же суров, хотя громкость он поубавил:
– Я требую объяснений!
– Имеете право, – пожал плечами Лис. – Тем более что как раз это я и собирался сделать. Но, право, вам действительно лучше присесть.
Уверенный тон представителя союзного командования произвёл впечатление. Грот нехотя сел, продолжая, однако, буравить Лиса глазами.
– Согласитесь, пан комендант, так нам с вами будет гораздо удобнее разговаривать, – улыбнулся Лис. – А атаковать аэродром мы не будем по причине, что план этот вспомогательный, и быть приведён в действие мог только в том случае, если бы днями раньше не оказался в германском Генштабе, куда его передал начальник Абвер-Восток полковник Хартман.
Грот перевёл непонимающий взгляд с Лиса на представителя Генштаба.
– Это так, – сухо кивнул тот. – Я подтверждаю сказанное паном союзником и объявляю случившимся крайне неприятный факт: на совещании, где утверждался план захвата аэродрома, присутствовал германский агент.
Грот с шумом выдохнул, спросил:
– Кто?
– К сожалению, это нам неизвестно, разбирайтесь сами.
Грот кивнул и обратился к Лису:
– И что теперь?
– Будем совместными усилиями претворять в жизнь основной план, – ответил тот.

**

Приняв сообщение, командующий ОУГВ (Особая ударная группа войск) Западного и Юго-Западного фронтов, генерал-лейтенант Борисов доложил находящемуся тут же на КП маршалу Абрамову:
– Товарищ маршал Социалистического Союза, приказ Ставки выполнен! Войска 5-й Сибирской армии, якобы поддавшись контрнаступательным действиям противника, отошли на исходный рубеж!
– Что конвой? – спросил Абрамов.
– Доложили, что начали движение к пункту назначения.
– Отлично! – одобрил доклад командующего Абрамов, потом повернулся к стоящему рядом Холлеру:
– Итак, пан генерал, операция «Лисья свадьба» началась!

Колонна, состоящая из дюжины крытых брезентом грузовиков и шести мотоциклов сопровождения – по три в начале и конце колонны, – изрядно поколесив по просёлочным дорогам, уже в сумерках выбралась, наконец, на шоссе. Теперь скорость передвижения колонны заметно возросла, и могла возрасти ещё больше, если бы не периодические проверки на блокпостах. Однако сопроводительные документы, сработанные в спецотделе ГРУ, в которых говорилось, что колонна перевозит танковые экипажи к ближайшей железнодорожной станции для получения прибывающей туда новой техники, подозрения у проверяющих не вызывали, тем более что сидящие в кузовах танкисты вели себя шумно, постоянно над чем-то гоготали или горланили популярные солдатские песни, и всё это, заметьте, на чистейшем немецком языке! Жандармы, козыряя, возвращали документы старшему офицеру, а потом долго смотрели вслед колонне, покачивая головами. Радуются парни, что хоть на время слиняли с передовой, а ведь через день-другой им снова в бой, из которого, может, никто из них живым и не выйдет…
Колонна катила к станции с востока, а с запада к той же станции приближались первые три эшелона – ударный батальон танкового полка дивизии СС «Мёртвая голова».

К полуночи автоколонна достигла места, где шоссе раздваивалось, расходясь под углом в 70 градусов. На развилке тоже был блокпост, возле которого машины привычно остановились, но на этот раз не для проверки документов. Возникшие возле кузовов бойцы в камуфляже стали передавать танкистам оружие, дополняя их штатное вооружение ручными пулемётами, гранатами, РПГ. В конце в каждый кузов залезло по нескольку десантников, и перегруженные грузовики, жалобно скрипя рессорами, двинулись с места, уезжая от развилки по правой дороге к станции. А в районе развилки продолжились невидимые в ночи приготовления.
Спросите, откуда взялись здесь десантники, если высадки ещё не было? Из лесу, вестимо. Протопали – а точнее, пробежали – по Беловежской пуще несколько десятков километров, потом в сопровождении польских проводников тайно пробрались в заданный квадрат, проспали светлое время суток, а с наступлением сумерек принялись за подготовку к приёму десанта. Чем гуще становилась тьма, тем больше работы прибавлялось десантникам. Про автоколонну вы уже знаете. А там пришла пора расставлять по позициям прибывающие польские отряды, ну и о других задачах не забывать. Ничего, справятся. На то они и разведка 1-й гвардейской бригады ВДВ.

Всю ночь в районе развилки продолжалась невидимая постороннему глазу деятельность, а едва забрезжил рассвет – пришло время чудес…
Бывает на рассвете минута, когда всё живое в лесу замирает, чтобы уже через несколько мгновений разразиться навстречу первому солнечному лучу разноголосым гвалтом – своеобразным гимном солнцу. В это раз всё было несколько иначе. В наступившей тишине отчётливо послышался какой-то стрёкот, нарастающий с каждой секундой. Опережая солнечный луч, над верхушками деревьев показалась странная конструкция, отдалённо напоминающая положенную набок ферму железнодорожного моста, в том числе и размерами, внутри которой в первую очередь притягивали глаз огромные баллоны, которые поддерживали в воздухе и саму конструкцию, и подвешенную к ней снизу грузовую платформу. Множество людей, занимающихся освоением отдалённых районов Западной и Восточной Сибири, на такое просто пожали бы плечами: грузовой дирижабль, эка невидаль! Но богобоязненные поляки крестились. За первым дирижаблем показался второй, за ним третий, четвёртый… Всего семь «небесных слонов» – так ещё называли этих мирных трудяг – доставили к месту высадки десанта более ста тонн полезного груза.
Когда первый дирижабль завис над полем, обрамлённым с двух сторон расходящимися серыми лентами шоссе, находящиеся на земле десантники обозначили место, куда следовало поставить грузовую платформу. После того, как платформа встала на землю и была отцеплена от фермы дирижабля, туда же (то есть на землю) спустился по канату экипаж. Оставшийся без груза и людей дирижабль с заклиненными рулями поплыл в утреннем небе навстречу неминуемой гибели. А над полем уже зависали другие аппараты, чтобы повторить манёвр и улететь каждый в своём направлении.

Часть доставленного дирижаблями груза предназначалась десанту, часть – полякам. Притом полякам подвезли привычное для них вооружение, то, с которым польские части перешли несколько месяцев назад союзную границу. Посмеиваясь над тем, что поляки, как дети, радуются двум танкам с польскими орлами на башнях, десантники торопили союзников: танки и артиллерию как можно быстрее нужно изготовить к бою.

Меж тем на железнодорожной станции проходила своя фаза операции…
Автоколонна прибыла к месту назначения ещё затемно. Десантники покинули грузовики на подъезде к блокпосту, потому на станцию основная группа прибыла в том же формате: танкисты прибыли получать новую технику. Поскольку комендант был уведомлён о скором прибытии эшелонов, но не посвящён в подробности: что за техника и кто её должен разгружать, то появление танкистов его не насторожило.
Пока танкисты ждали состав на разгрузочной платформе, десантники занимали позиции в ключевых точках, себя никак не демаскируя.

Пока все заняты ожиданием, поясню, почему 1-й батальон танкового полка дивизии СС «Мёртвая голова» назывался ещё и «ударным». В отличие от двух других батальонов, в составе 1-го батальона входили только средние и тяжёлые танки: две роты Т-IV и одна рота «Тигров».

Входную стрелку миновали два паровоза – одному с тяжёлым ставом не справиться, – вагоны с продовольствием и амуницией, вагоны с боеприпасами, ГСМ и цистерна с топливом, 25 платформ с танками, а вот пассажирские вагоны с личным составом, включая штабной вагон, стрелку так и не прошли…

Смена поста на тормозной площадке перед пассажирскими вагонами прошла на предыдущей станции уже после того, как подали сигнал к отправлению. Два десантника из группы Маргелова, переодетые в эсэсовскую форму, сняли часового без шума и пыли, и один из них тут же занял его место. Так они втроём: десантник в роли часового, его напарник в роли «ветоши», и труп в роли трупа без проблем доехали до следующей станции. После того, как состав миновал предвходной семафор, пассажирские вагоны аккуратно отцепили, и они продолжили движение по инерции, пока не докатились до входной стрелки. Вот тут под каждым вагоном синхронно взорвались заложенные под рельсы мины. Оставшихся в живых эсэсовцев десантники забросали гранатами и добили короткими очередями.
Когда в горловине станции началась вся эта катавасия, платформы с техникой уже подкатывали к месту разгрузки. Коменданту стало, понятно, не до них – он убыл во главе комендантской роты к месту боя (правильнее сказать, «бойни»). Потому разгрузка танков и перегрузка имущества в автомашины шла без помех. Когда комендант, не обнаружив в горловине ничего, кроме обуглившихся трупов внутри сошедших с рельсов обгоревших вагонов, вернулся в комендатуру, ни машин, ни танков на станции уже не было. Машины, выжимая из бившихся под капотами лошадей последние силы, мчались в сторону развилки, а танки, обойдя развороченную взрывами горловину, приняв на борт десантников, прямо по полю устремились вдоль линии железной дороги навстречу новому бою.
А бой – вот он: стоящие в поле друг за другом два эшелона с остатками 1-го батальона. О том, чтобы следом за ними с предыдущей станции поезда больше не отправлялись, позаботился капитан Маргелов со своими спецназовцами. Аккуратно взорванная под паровозом выходная стрелка – и горловина запечатана не хуже, чем бутылка коллекционного вина. И почти сразу взревели сирены воздушной тревоги. Не только на этой станции, но и на той, где разгружались танки, и ещё в нескольких местах, тяготеющих к злополучной развилке на шоссе, союзная авиация начала самый крупный за всё время наступления авианалёт, с главной целью – прикрыть высадку основной части десанта.

Непрекращающиеся авиаудары плюс умело пущенная по линиям связи дезинформация – и германское командование на несколько часов вводится в заблуждение относительно ситуации на сотне квадратных километров в своём тылу юго-западнее Белостока…

Транспортные самолёты садились по очереди на оба шоссе сразу после развилки. Череда посадок и взлётов, выгруженные БМД и другая военная техника, высадка около двух тысяч человек личного состава – всё это происходило под прикрытием барражирующих в небе истребителей. Первым же самолётом улетел в тыл раненый Василий Сталин. А когда взлетел последний самолёт, командир бригады облегчённо вздохнул: выгрузка прошла без потерь. Теперь надо успеть развернуть бригаду до того, как противник очухается.

«Мёртвоголовые» из остановившихся в поле эшелонов с облегчением и недоумением провожали глазами пролетевшую высоко в небе армаду союзных бомбардировщиков, которые по непонятным причинам бомбить столь беззащитную цель не стали. Новая тревога закралась в сердца, когда со стороны станции, куда ушёл первый эшелон, показалось облако пыли. И вновь облегчение: к ним подходили танки первой роты во главе с танком командира батальона. На этом везение эсэсовцев из 1-го танкового батальона дивизии СС «Мёртвая голова» кончилось раз и навсегда. Танки, выстроившись в линию вдоль эшелонов, открыли по пассажирским вагонам огонь из пушек и пулемётов. Одновременно с этим люди в камуфляже атаковали посты на платформах с техникой и тормозных площадках вагонов с припасами. В считаные минуты личный состав 1-го батальона перестал существовать. А техника его в полном составе досталась победителям, которые прямо в поле стали сгружать её с платформ. Сгруженные танки заправляли под завязку топливом, пополняли боезапас, на башнях закрашивали кресты и рисовали красные звёзды.
Командир вновь образованного подразделения связался по рации со штабом операции для доклада и получения дальнейших указаний.

**

Командир танковой дивизии Ваффен-СС «Мёртвая голова» группенфюрер СС Георг Каплер окинул презрительным взглядом враз утратившего величие полковника Хартмана и окончательно вернул бразды правления в свои привычные для этого дела руки. В конце концов, воцарившийся вокруг бардак не является уважительной причиной для невыполнения приказа командования. Его офицеры свои требования разного рода тыловым крысам излагали на предельно доступном языке, действуя при этом иногда даже жёстко, но ведь главное – результат, не правда ли?
Уже через пару часов туман над ситуацией стал понемногу рассеиваться. Вздох облегчения вызвало в штабе дивизии сообщение о судьбе 1-го батальона. Подразделение атаковано польскими бандитами, при этом погиб командир батальона и почти весь штаб. Но командиру одной из рот удалось взять ситуацию под контроль. Атака боевиков отбита, батальон произвёл выгрузку прямо в поле. Сейчас все танки на ходу, сконцентрированы в одном месте, батальон ждёт дальнейших указаний. Следующее сообщение касалось ситуации возле аэродрома, где ожидалась высадка русского десанта. Польские бандформирования закончили концентрацию сил и готовятся к штурму. Русская авиация нанесла авиаудар по средствам ПВО, но опять не тронула взлётную полосу. Всё говорит о том, что захват аэродрома и высадка десанта могут начаться с минуты на минуту.
Каплер склонился над картой. От того места, где он теперь находится, до аэродрома километров тридцать, примерно столько же от того места, где сосредоточен 1-й батальон. «Если мы хотим успеть, нам следует поторопиться». В комнату вошёл командир танкового полка.
– Группенфюрер, выгрузка второго и третьего батальонов закончена! – доложил он.
– Отлично, оберфюрер! Выступаем через пятнадцать минут!
Каплер повернулся к начальнику штаба:
– Передайте в 1-й батальон приказ о назначениях на должности и прикажите новому командиру вести батальон в эту точку! Также передайте приказ начальникам оставшихся на ходу эшелонов: срочно разгружаться на ближайшей станции и форсированным маршем выдвигаться на ранее обозначенные позиции!

**

Доклад о том, что основные силы дивизии заканчивают выдвижение на позиции, а противник так пока и не предпринял попытки атаковать аэродром, вместо облегчения – всё-таки успели! – вызвал у Каплера острейший приступ головной боли.
Стараясь не обращать внимания на суетящегося около него военврача, без кителя, с закатанным рукавом рубашки, Каплер продолжал принимать сообщения и отдавать приказы.
– Есть ли сообщения от 1-го батальона?
– Так точно, группенфюрер! Командир батальона последний раз выходил на связь двадцать минут назад. Батальон ещё на марше.
– Почему? Узнайте, в чём причина задержки. И вообще, поддерживайте с батальоном постоянную связь. Обо всех изменениях докладывать немедленно! Что известно о русском десанте?
– Пока новых сведений не поступало, группенфюрер. Эти бесконечные авианалёты, кажется, парализовали работу всех тыловых служб.
– Прекратите подобные высказывания! – поморщился Каплер. – Лучше в очередной раз напрягите наших связистов.
– Слушаюсь!
Начальник штаба удалился. Вернулся вскоре с весьма озабоченным выражением лица:
– Группенфюрер, разведка сообщает об отходе польских отрядов с позиций.
– Что?!
Дурная весть вызвала такой приступ боли, что Каплер невольно застонал. Испуганный военврач поспешно схватился за шприц с очередной порцией обезболивающего. Способность действовать вернулась к Каплеру минут через пять.
– Отдайте приказ атаковать, – распорядился он.
– Но это нас демаскирует, – осторожно возразил начальник штаба.
Из горла Каплера вырвался хриплый смешок:
– Чушь! Неужели вы ещё не поняли, что высадки десанта не будет? По крайней мере, не в этом месте. Исполняйте приказ!
– Слушаюсь!
– Момент! – задержал Каплер офицера. – Где 1-й батальон?
– Из последних сообщений следует, что батальон находится в пяти километрах от места назначения.
– Срочно отправьте туда группу мотоциклистов! Всё, ступайте.
Каплер в изнеможении откинулся на спинку кресла. Посидел неподвижно с закрытыми глазами, потом подозвал адъютанта:
– Что-то я давно не видел Хартмана. Ступайте за ним.
Адъютант вернулся минут через десять, один. На вопросительный взгляд Каплера поспешил доложить:
– Полковник Хартман час назад отбыл в Берлин. Можно попробовать его вернуть. Прикажете это сделать?
Каплер криво усмехнулся, и вяло махнул рукой:
– Чёрт с ним. Лучше организуйте мне связь со штабом СС.

Через час стало известно о высадке русского десанта в сорока километрах от того места, где теперь находилась дивизия. Каплер приказал прекратить преследование польских отрядов, которые, очевидно, пытались увести их в другую сторону, и распорядился созвать старших офицеров. После этого группенфюрер замер в кресле ровно до того момента, когда ему доложили о том, что вызванные офицеры собраны, и что вернулись разведчики, которые были отправлены на поиски 1-го батальона.
Каплер поднялся с кресла, подставил руки под китель, который держал в руках расторопный адъютант.
– Попросите собравшихся офицеров подождать, и позовите старшего разведгруппы, – распорядился Каплер, застёгивая пуговицы на мундире.
Разведчик доложил, что в указанном квадрате танки не обнаружены, зато обнаружен отряд мотоциклистов, которые при виде разведчиков сразу развернулись и пустились в бегство. Поскольку соответствующего приказа не было, преследовать их не стали. И ещё. Над коляской одного из мотоциклов торчала радиоантенна.
Каплер выслушал сообщение со спокойным лицом, видимо, нечто подобное он и предполагал услышать. Поблагодарив и отпустив разведчика, Каплер направился к ожидавшим его офицерам.

– Соратники и друзья! – так начал свою речь Каплер. – С горечью вынужден сообщить, что нас в очередной раз подставили. Сведения, предоставленные армейской разведкой, оказались крайне неточными. В результате дивизия развёрнута не в том месте; к тому же, кажется, мы потеряли 1-й танковый батальон. Однако мы живы и не утратили способность сражаться. Слушайте приказ!

Последний бой комбрига Галина

54-я гвардейская мотострелковая бригада стояла в резерве на юго-восточной окраине Белостока. Чуть севернее, и тоже в резерве, стоял танковый полк. Рядовые бойцы обеих частей были, понятное дело, довольны. А вот их старшие командиры основательно друг на друга дулись. Вернее, дулся командир танкового полка, на Галина. На крайнем совещании в штабе армии командарм-пять Прошкин высказался за то, чтобы в предстоящее сражение идти вообще без резерва. Резон в таком лихом решении, надо сказать, имелся. После того, как в тылу германских войск, обороняющих Белосток, высадилась 1-я гвардейская воздушно-десантная бригада, удачно пополнившаяся семьюдесятью отбитыми у противника танками, положение этих самых войск стало предельно отчаянным, а с ними – и всей восточной группировки немцев. Объяснялось это тем, что сосредоточенные восточнее Белостока войска являлись на тот момент единственной реальной силой, способной противостоять Особой ударной группе войск. Потерпи эти войска серьёзное поражение, и перед ОУГВ открывался широкий оперативный простор: хочешь, иди на Варшаву, хочешь – поворачивай на север, громить тылы фон Бока и Манштейна. Это понимали в обоих Генштабах: германском и союзном, но и там, и там на какое-то время исключили из расчётов дивизию Каплера, как не справившуюся с поставленной задачей, а зря… Так вот, в изменившейся обстановке, не видя перспективы в дальнейшей обороне Белостока и чтобы избежать котла, германский Генштаб отдал приказ об отводе войск от Белостока на север, посчитав более важным прикрыть тылы своих углубившихся на союзную территорию войск, чем защищать дорогу на Варшаву. Союзный Генштаб, в свою очередь, приказал войскам, входящим в ОУГВ, приложить максимум усилий, чтобы помешать противнику завершить манёвр, но, наоборот, окружить и уничтожить немецкую группировку. Основной ударной силой на направлении главного удара была 5-я Сибирская армия генерал-лейтенанта Прошкина. Честолюбивый командарм прекрасно понимал, что в случае успеха ему лично прилетят две звезды: одна на погоны, другая на грудь. Какие уж с такой стратегией резервы? И единственным, кто осмелился возразить командарму, был комбриг Галин, который считал, что оставлять в тылу одни плохо вооружённые польские отряды крайне неосмотрительно. Конечно, Прошкин настоял бы на своём, когда бы Галина не поддержал присутствовавший на совещании маршал Абрамов. Он приказал Прошкину оставить в резерве одну мотострелковую бригаду, усиленную танковым полком. Как известно, в армии инициатива наказуема. И от раздачи слонов – а в 5-й армии никто не сомневался, что такая раздача близка – отстранили именно бригаду Галина. Но одного этого Прошкину показалось мало. Уже после совещания командарм приказал Галину передать другой бригаде роту самоходных орудий и один из двух танковых батальонов. На возражение Галина сказал: «Зачем тебе самоходки? На крайняк у тебя к собственному танковому батальону есть ещё и танковый полк. Впрочем, – Прошкин с усмешкой посмотрел на Галина, – можешь опять пожаловаться на меня куму. Догоняй, он недалёко отъехал!» Галин хотел ответить, но сдержался, молча отдал честь и пошёл исполнять приказ.

Начальник штаба нашёл командира бригады в расстроенных чувствах.
– Чего тебе? – неприветливо спросил Галин.
– Да вот, хотел поинтересоваться, ты хоть в курсе, что соседи ушли?
– Танкисты? – не сразу понял Галин. – Как ушли, куда, по чьему приказу?
– А то ты не догадываешься, – ответил разом на все три вопроса начальник штаба.
Галин тяжело вздохнул. Потом посмотрел на начштаба:
– Ты вот что, Семёныч, предупреди командиров, чтобы не расслаблялись, и вот ещё что… – Галин достал карту. – Отправь-ка сюда мотоциклистов с рацией, мне так спокойней будет.
– Есть, – отмечая место на своей карте, – кивнул начштаба. Только им придётся в обход ехать, через город нельзя, ты же знаешь…
Галин поморщился, как от зубной боли. Первыми по взаимной договорённости в Белосток должны были войти польские части, однако они что-то не торопились, хотя разведка и доложила, что немцев в городе больше нет.
– В обход так в обход, пусть только поторопятся!

Прилёг на минутку – проспал полчаса. Спал бы и дольше, если бы не начштаба. Лицо Семёныча говорило: беда! Что он и подтвердил, выпалив:
– Немецкие танки!
Галин тут же сел на кровати:
– Где?
– Километрах в двадцати от города. Движутся с юго-запада. Передал наш дозор.
– Откуда узнали? Они ведь находятся много ближе.
– Говорят, от польских мотоциклистов. Промчались мимо к Белостоку.
– Ясно. Спешат «порадовать» командование. Похоже, обосрала немчура панам праздник, а, Семёныч?
– Похоже на то.
– Вот что, – Галин быстро одевался, – бригаде – тревога, мне – связь со штабом группы!
– Через голову Прошкина? – уточнил начштаба.
– Перетопчется. Исполняй!

Ещё минуту назад радостно-возбуждённый командующий ОУГВ враз как-то сник. Опустил руку с трубкой и растерянно посмотрел на Абрамова.
– Что случилось? – встревожился теперь и маршал.
– Звонил Галин. Немецкие танки приближаются к Белостоку с юга.
– Этого ещё не хватало! – воскликнул Абрамов. – Откуда они там взялись?
– Вроде как и неоткуда, – пожал плечами командующий. – Может, ошибка? – он с надеждой посмотрел на Абрамова.
– А если нет? Вот что. Отправляй туда авиаразведку, а пока пусть бригада Галина и танковый полк выдвигаются на южную окраину Белостока.
– Танковый полк Прошкин отозвал из резерва несколько часов назад, – вмешался в разговор начальник штаба. – Он уже в деле.
– Какого… – начал Абрамов, потом остановился. – Ладно, с этим разберёмся после. А Галин пусть выступает!
– Короткий путь лежит через город, – напомнил начальник штаба.
– И что?
– Поляки могут возмутиться. Есть договорённость…
– Твою конармию! – воскликнул Абрамов. Потом решительно мотнул головой. – Всё равно, передайте Галину: пусть идёт через город! А с поляками свяжитесь, что ли, уладьте вопрос.
Зазвонил телефон. Начальник штаба взял трубку. Через минуту доложил:
– Вопрос с поляками улажен. Это звонил их комендант. Подтвердил насчёт танков и просил помощи. И ещё. Он утверждает, что на танках видели эсэсовские эмблемы.
– Каплер! – воскликнул Абрамов. – Тогда, братцы, всё намного хуже. У Каплера без малого дивизия. Теперь понятно, почему он проходит через польские порядки, как нож через масло – им просто нечем его держать! Хорошо, у Галина есть самоходки и танки.
– Нет у него самоходок, – тихо сказал начальник штаба, – и танков только половина.
– Прошкин? – зло прищурившись, спросил Абрамов.
Начальник штаба только кивнул.
– Потом спрошу с обоих, – жёстко предупредил Абрамов. – С него – за действия, с тебя – за покрывательство. А теперь давайте думать, как помочь Галину?
– Попробую поднять штурмовую авиацию, – сказал командующий. – Они, правда, просили передышки, но раз такое дело…
– Пусть пришлют, что смогут, – кивнул Абрамов. – Но этого мало. Нужны танки. Какая часть ближе всего?
– Трофейные танки, – доложил начальник штаба. – К тому же они пока в бой не вступали. Но…
– Что за «но»? – посмотрел на него Абрамов. – Говорите уже!
– Без этих танков десантники не смогут замкнуть кольцо окружения, вернее, не смогут удержать противника. Котла не получится…
– Не о том думаете, – нахмурился Абрамов. – Тут как бы самим в котле не оказаться. Да и о городе подумать надо. Представляете, что там натворят эсэсовцы Каплера? Поворачивайте трофейную колонну!

Грот стоял на берегу речушки, что протекала через юго-западную окраину Белостока. Какая-никакая, но преграда. Бойцы Армии Крайовой спешно окапывались справа и слева от моста, что соединял берега реки. На самом мосту сапёры закладывали взрывчатку. Рядом с Гротом стоял командир танкового батальона. Галин оставил танки в помощь полякам, а бригаду увёл за речку, навстречу «мёртвоголовым».
– Не беспокойтесь, пан… – начал танкист и замялся, не разобравшись в чужих погонах.
–… Полковник, – подсказал Грот.
– Пан полковник, – повторил танкист. – Наш командир уже бил «мёртвоголовых» под Узловой, побьёт и под Белостоком!
Грот кивнул, а сам подумал: «Храбрится, но заметно волнуется. Похоже, не так уж и уверен в своих словах. Да и какая тут, к чёрту. уверенность…»
Раздался крик наблюдателя: «Танки»!
Грот взялся за бинокль. «Однако же сколько их. А вот и мотопехота показалась. Но где же Галин?»

Батальоны Галина атаковали мотопехоту противника, когда вражеские танки были уже далеко впереди, одновременно с двух сторон.

Грот со своего НП видел, как Каплер повернул танки обратно, так и не доехав до берега. Он посмотрел на танкиста. Тот стоял, бледный, кусал губу и неотрывно смотрел туда, где всё сильнее разорался бой.
– Давай за ними! – приказал Грот.
Танкист непонимающе смотрел на него.
– Атакуй их с тыла, – пояснил Грот и добавил: – Это приказ!
Лицо танкиста просияло. Он козырнул и побежал к танку. Взревели моторы, и машины, одна за другой, устремились к мосту.

К тому времени, когда танки достигли поля боя, оба гренадерских полка понесли такие потери, что силы их и русской пехоты практически сравнялись. Каплер уже готовился внести в расстановку сил существенные коррективы, когда ему доложили, что с тыла их атакуют русские танки. Пришлось вновь разворачивать часть машин.

Снаряд разорвался совсем близко. БМП крутануло, и машина замерла к противнику бортом. Прошло сообщение: «Гусеница перебита»!
– Экипажу покинуть машину! – приказал Галин и стал поспешно выбираться через люк. Пришла пора присоединиться к десанту, который вёл бой снаружи.
Комбриг спрыгнул на землю с той стороны, где от вражеских пуль его прикрывал борт боевой машины. И тут же услышал вскрик. Механик-водитель повис на люке, свесившись наружу наполовину. «Ранен», – понял Галин и бросился к сержанту. Вытащить успел, но в это время рядом разорвался снаряд.

Грот смотрел туда, где за холмом шёл бой. Видны только клубы дыма да сполохи разрывов. Зато слышались и пушечные выстрелы, и лай пулемётов. Один раз прилетали русские штурмовики. Повоевали недолго. Три кострами устремились к земле, остальные, видимо, израсходовав боезапас, улетели.
Крик «Танки!» застал коменданта врасплох. Грот резко повернулся. По дороге к мосту быстро приближались столь знакомые по давним боям машины. «Немцы»! По спине пробежал холодок. Однако он так и не успел ничего предпринять. Впереди танков мчался мотоцикл, с которого кто-то по-русски кричал: «Не стрелять, свои!»
Мимо застывшего Грота, лязгая гусеницами, проносились к мосту немецкие танки с красными звёздами на башнях.

Это был первый встречный танковый бой, в котором Каплеру довелось принять участие. И он твёрдо намеревался выйти из него победителем. Русские Т-34 – отличные машины, но двукратное превосходство немецких Т-IV делало их положение безнадёжным. Здесь, как в ковбойском фильме: побеждает тот, кто стреляет первым. Сегодня Каплеру это удалось сделать дважды. Последним выстрелом он снёс русскому танку башню и теперь лихорадочно искал новую цель. В перекрестие попал… Каплер не мог поверить своим глазам – «Тигр»!
Обдумать ситуацию группенфюрер не успел: выстрел из пушки «Тигра», пробив крест на башне танка, поставил крест на его карьере и жизни.

Петроград

В доме на канале Грибоедова хорошо известная нам квартира пропахла в эти дни валерьянкой и скорбью. Участники недавно закончившейся на Главном военном кладбище России траурной церемонии собрались теперь в гостиной – не все, конечно, самые близкие. Военные одеты в парадную форму, остальные в чёрном. Сидели: кто на диванах, кто на стульях возле накрытого стола. Переговаривались негромко, почти шёпотом.
– Было и торжественно и страшно одновременно, – шептала Наташа Ежова, прильнув к мундиру мужа. – Я думала, что не выдержу до конца церемонии.
– Не бывает худа без добра, – так же шёпотом отозвался Николай, – Я, по крайней мере, теперь знаю, как меня будут хоронить.
– Типун тебе на язык! – осерчала Наташа на чёрную шутку мужа.
В комнату вошла Ольга, притворила за собой дверь.
– Ну, как там Ольга Матвеевна? – спросил жену Глеб.
– Слава богу, заснула. После таких лекарств, теперь, думаю, проспит до утра. А вы чего по диванам расселись? Машаня, приглашай гостей за стол. Помянем Павла Михайловича.
– А куда подевалась Светлана? – спросил Михаил Жехорский у Николая. Усадив Евгению, он теперь пристраивался между ней и Ежовым. – После кладбища я её что-то не наблюдаю.
– Поехала с Риткой в госпиталь к Петру, – ответил Николай.
– Как у него дела? – переключился на новую тему Михаил.
– Много лучше. Руку удалось спасти. Врачи говорят: теперь пойдёт на поправку.
Михаил хотел спросить что-то ещё, но Глеб Абрамов уже стоял с рюмкой в руке.
– Предлагаю помянуть, – сказал маршал, – нашего родственника и друга, Галина Павла Михайловича, воина, отдавшего жизнь за Родину!
Все встали и, не чокаясь, выпили.

– Пойдём, покурим? – предложил Михаил Глебу.
– Пойдём, – кивнул тот.
На самом деле никто из них уже давно не курил, а пароль «Пойдём, покурим» стал своеобразным приглашением на уединённую беседу.

– Что ты хотел у меня спросить? – поинтересовался Глеб, после того, как они нашли укромный уголок.
– Хотел послушать твою – с официальной я, разумеется, знаком – версию событий, предшествующих гибели Галина.
Абрамов пожал плечами:
– А ты знаешь, Шеф, моя версия мало чем будет отличаться от официальной. Впрочем, изволь. Причиной трагедии – а я считаю сражение под Белостоком настоящей трагедией, ведь там мы потеряли только убитыми половину списочного состава бригады Галина – стал пресловутый человеческий фактор.
– А как же просчёты в работе штабов группы войск и Пятой армии? Ведь именно они названы основной причиной провала заключительной стадии операции «Лисья свадьба». Или ты считаешь, что генералов Петрова и Ратникова наказали несправедливо?
– Нет, так я не считаю! Скажу больше. Можешь добавить сюда преступную беспечность, приведшую к недооценке возможностей противника и переоценке собственных возможностей. Но пойми, Миша, ни один из этих факторов, ни даже их совокупность, не привели бы к трагедии, если бы не чрезмерная заносчивость и амбиции одного человека, по роковой случайности оказавшегося во главе целой армии.
– Ты имеешь в виду бывшего командарма-пять Прошкина? – уточнил Михаил.
– Его, – кивнул Глеб.
– Но разве он не наказан пуще остальных? Его, если не ошибаюсь, попёрли из армии?
– Да не попёрли, а отправили на пенсию, пусть и без особых почестей. А надо было именно попереть, а ещё лучше – отдать под суд!
– А чё ж не отдали? Или ты на этом не настаивал?
– Настаивал, – нехотя откликнулся Глеб, – но нашлись заступнички, отстояли…
– А чего тогда ко мне не обратился? – спросил Михаил. – Я бы довёл твои аргументы до президента.
– Стучать не приучен, – пробурчал Глеб.
– Что, что? – удился Михаил. – Стучать? То есть, если бы заместитель Верховного главнокомандующего подал рапорт своему непосредственному начальнику, это можно расценить как стукачество?
– Пойми, Шеф, президент, какими бы регалиями ни обладал, остаётся человеком штатским. А по Прошкину генералитет уже утвердился во мнении. И если бы я после этого…
Глеб замолчал и отвернулся. Михаил легонько ткнул его кулаком в плечо:
– Ладно. Я с тобой не согласен, но ладно. Ну а не как Госсекретарю, как другу, ты мне эту историю рассказать можешь?
– Как другу – могу, – повеселел Глеб. – Но только чтобы строго между нами!
– Само собой, – заверил Михаил.
– Военная карьера Прошкина с определённого момента складывалась в основном благодаря огромным связям его жены. Другой бы на его месте сделал поправку на это обстоятельство и вёл бы себя соответственно. Но в том-то и дело, что непомерные амбиции застили Прошкину глаза, и мешали разглядеть истину.
– То есть он считал, что движется по карьерной лестнице исключительно благодаря своему таланту? – уточнил Михаил.
Глеб задумался, потом решительно перечеркнул воздух рукой:
– Отставить! Последнее, что я сказал, отставить! Ты прав: так всё получается слишком просто. А простачком Прошкин вовсе не был. Как не был и бездарным командиром. Дело, скорее, в другом. Он прекрасно понимал, что своей карьерой обязан связям жены, но при этом был убеждён, что по своим личным качествам этой карьере соответствует. Я понятно выразился?
– Вполне, – кивнул Михаил.
– И когда представилась возможность по-настоящему отличиться, он решил использовать эту возможность на все сто процентов!
– Ты имеешь в виду наступательную операцию Пятой армии севернее Белостока?
– Именно! На заключительной стадии операции «Лисья свадьба» войскам Пятой армии отводилась решающая роль. Разгром Белостокской группировки противника возводил Прошкина на такие вершины, где он больше бы не зависел от поддержки влиятельных друзей своей жены. Именно поэтому на последнем перед наступлением оперативном совещании Прошкин предложил наступать всей армией, не оставляя резерва. В принципе, оперативная обстановка, которая складывалась на тот момент вокруг, а также южнее и западнее Белостока, это позволяла. Никто из подчинённых Прошкина ему не возражает – всем хочется отличиться, а не стоять в резерве. Всем, кроме Галина, который просит слова и аргументировано обосновывает необходимость создания резерва, мол, пусть в ближнем тылу сейчас и спокойно, но его контролируют исключительно отряды Армии Крайовой, которые слабо вооружены и недостаточно хорошо организованы.
– Ты ведь присутствовал на этом совещании? – спросил Михаил.
– Присутствовал.
– И?
– И поддержал Галина. По правде сказать, даже если бы Галин промолчал, я бы всё равно указал командарму на необходимость создать в ближнем тылу резерв. Наверно, так даже было бы лучше.
– Если бы выступления Галина не было вообще, а приказ создать резерв исходил только от тебя? – уточнил Михаил.
– Да.
– Почему?
– Как выяснилось только теперь, у Прошкина имелась к Галину давняя неприязнь. О её происхождении спроси лучше у Ольги Матвеевны, если захочешь. Выступление Галина он счёл личным выпадом против себя, а мою поддержку – чисто семейным делом.
– То есть, за ваш счёт утвердился в правильности своего первоначального решения?
– В самую точку! – подтвердил Глеб.
– Тогда понятно, почему он без тени сомнения ослабил резерв… Дальнейший ход событий мне известен, – Михаил посмотрел на Глеба. – Расскажи, как погиб Галин.
– БМП, в котором он находился, подбили. При эвакуации экипажа ранило механика-водителя. Галин успел его вытащить, когда поблизости разорвался снаряд. Получилось так, что Галин прикрыл бойца своим телом, а сам был поражён осколком в спину. А парень ничего, выжил, сейчас лежит в госпитале…
Друзья помолчали. Потом Михаил спросил:
– Скажи, как под Белостоком появилась дивизия СС «Мёртвая голова»?
– История её появления нетипична для немецкой военной доктрины, и поучительна для нас: нельзя недооценивать врага! Но начну я, с твоего позволения, чуть издалека. Тебе известно, что германские танки вызвали на фронт мы?
– Не понял…
– Это входило в план операции «Лисья свадьба». Подкинув германской разведке информацию о том, что южнее Белостока готовится высадка десанта, мы спровоцировали германское командование к отправке в этот район танковой части, ибо мотострелки с задачей по уничтожению десанта могли и не справиться. Конечно, мы не знали, что это будет за часть, и уж тем более не могли знать, что в тех эшелонах, которые мы собирались захватить, окажутся танки самых последних моделей. Скажем, все захваченные нами «Тигры» являются пока единственными поступившими на вооружение вермахта.
– А в ТО время «Тигры» у немцев уже были? Что-то я запамятовал… – уточнил Михаил.
– Созданы были, а на вооружение поступили только в 1942 году. Но теперь времена иные: иные мы, иные немцы.
– И всё-таки этот ваш захват немецких танков был чистейшей воды авантюрой! – сказал Михаил.
– Не согласен, – возразил Глеб. – Дерзкой, рискованной операцией – да, но не авантюрой! Как рискованной и дерзкой была вся начальная стадия операции «Лисья свадьба», касающаяся высадки десанта. Это, помимо захвата танков, и доставка части груза дирижаблями, и посадка транспортных самолётов на шоссе. Но каждую из составляющих подтверждал точный расчёт и длительная подготовка. А ещё каждая деталь операции была окутана завесой тайны, взамен которой противнику предложили весьма правдоподобную дезинформацию. Возьмём дирижабли. Лучшей мишени для вражеских зениток и истребителей и придумать трудно. Если бы они о них знали. Но и пригнали дирижабли из Сибири впритык к началу операции, и небо той ночью было в облаках, и маршрут пролегал в стороне от расположения вражеских наблюдателей. Чтобы ты знал, по всей длине маршрута на земле разведчики из десантной бригады установили радиопикеты. А посадка транспортов на шоссе? Ты знаешь, сколько взлётов и посадок сделали лётчики на тренировках, чтобы один раз повторить это в реале? Я уже молчу про танкистов. Чудо, что за ребята! Чистокровные немцы, бойцы Народной армии Пруссии. Многие из них годами служили под прикрытием в танковых частях вермахта, пришли вместе с армией Гудериана, и только тогда перешли на нашу сторону. Пусть при этом не обошлось без потерь с их стороны.
– Теперь понятно, откуда у них навык управления немецкими танками, – сказал Михаил.
– А то! А ты говоришь: авантюра.
– Ну, хорошо, забираю «авантюру» обратно, – согласился Михаил. – А что было бы, если какая-нибудь часть операции дала осечку?
– Начал бы действовать запасной вариант. Тебе и об этом рассказать?
– Не стоит, – улыбнулся Михаил. – Верю на слово. К слову, мне рассказывали, что ваши дирижабли ещё какое-то время наводили панику в немецком тылу, пока их все не сбили. Эффектно получилось, но не слишком ли затратно?
– Ты имеешь в виду стоимость дирижаблей? – догадался Глеб. – Не стоит думать о нас так плохо. Все дирижабли, которые мы использовали в операции «Лисья свадьба», выработали свой ресурс и подлежали утилизации. Так что мы даже сэкономили народную денежку – переложили расходы по утилизации на немцев!
– Класс! – искренне восхитился Михаил.
– Одного мы не смогли предусмотреть, – с горечью продолжил Глеб. – Человеческий фактор. В итоге смазали концовку такой операции!
– Всё равно получилось весьма неплохо, – решил подсластить пилюлю Михаил. – Германское командование ведь отказалось от контрнаступления, начав вместо этого отвод войск с союзной территории.
– За это сотни солдат, офицеров и генералов ОУГВ были награждены орденами и медалями. А вот Героев Союза из-за той помарки присвоили только троим, и всем посмертно, включая Галина.

19-июль-41

ОХОТА НА «СЕРЫХ ВОЛКОВ»

Море, море…

Грузопассажирский теплоход «Полярная мечта», идущий под шведским флагом из германского порта Штеттин в оккупированный немцами норвежский порт Кристиансанн, с заходом в шведский порт Мальме, находясь в открытом море, издал протяжный гудок. И хотя ни одна из тревог, что вписаны в судовое расписание, объявлена не была, пассажиры сочли гудок дурным знаком и дружно потянулись из кают и немногочисленных – не лайнер же! – баров и салонов на верхнюю палубу. Некоторые поторопились надеть спасательные жилеты, таких встречали насмешливыми взглядами, и тут же переводили их (взгляды) в море, где, слева по курсу, кабельтовых в восьми на фоне тонущего в водах заката отчётливо просматривался силуэт корабля, на борту которого то загорался, то гас огонь прожектора.
– Русский эсминец, – сказал молодой русоголовый крепыш, одетый в плохо сидящий светлый костюм. – Требует застопорить ход и приготовиться к приёму досмотровой группы.
Стоящий рядом брюнет, на котором костюм того же цвета сидел как влитой, слегка соприкасаясь надетыми на руки перчатками, изобразил аплодисменты.
– Браво, Фридрих! – явно насмешничая, произнёс он. – Какие познания. Я в полнейшем восхищении!
– И я тоже! – произнесла невесть откуда появившаяся около них белокурая девица. – Я, например, только и определила, что корабль военный. – А вы, Фридрих – вас ведь так зовут, я не ослышалась? – наверное, моряк?
– Я… эээ… собственно… – растерялся блондин. Брюнет поспешил прийти ему на помощь:
– Мы с приятелем геологи, – сообщил он, – а море – это увлечение Фридриха ещё с юношеских лет. Впрочем, – резко сменил тон брюнет, – какого черта я всё это вам объясняю? Кто вы, собственно, такая?..

0 комментариев

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.